Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

И думаю затем в спокойствии отрадном,
Что дерзостью сразить я никого не тщусь,
Но в городе моем, в уюте снегопадном,
Пишу, о чем хочу, где нравится, мочусь.

Зимний день - как фарфор саксонский,
Млечно-розовый, голубой;
Шаг толпы - словно топот конский,
Конский дых висит над толпой.

На снегу утоптанном гулком
Отложил яички песок;
Кажет фокус мороз проулкам,
Пряча пар - за куском кусок.

Воды воздуха мерно меркнут,
Все плотней их палящий пыл.
В их нещадную толщу ввергнут,
Задыхаясь, ты к дому плыл.

И деревья тяжко застыли,
Как серебряное литье,
По дворам, где мы семенили,
Пробираясь в тепло свое.

Словно раковина, лелеет
Гул неровный зимняя тьма,
И вовеки не потеплеет,
Не прейдет вовеки зима.

Мне видится море, что к берегу гонит упряжки валов,
В одной этой скачке сливая мильон столкновений и всплесков сумбурных;
Похожи на маски Эсхиловой драмы, стеная без слов,
Вдоль мрачных завес горизонта идут облака на котурнах.

Прибрежные воды стянув наподобье ковров,
Их море свернет, но не трубкой ковра, а тритоньей трубою;
Восстав из пучины, чтоб слышать свой собственный рев,
Оглохшее, вдрызг разбивается белое ухо прибоя.

С никчемными чувствами я рассчитался сполна,
И мысли мои пусть домыслит мое поколенье.
Рыдающей женщиной бьется на гальке волна,
И новая следом идет, равновесье храня по-тюленьи.

Загривок литой наклонит она, как Минотавр,
Летучей игольчатой пеной трепещущий ветер стегая,
И вновь под надтреснутый выдох огромных осипших литавр,
Охвачен предчувствием счастья, я море почти постигаю.

Не уловить
Твоих примет -
Ты ветер, нить,
Духовный свет.

Скрывай, храни
От мудреца
Суть имени
И блеск лица.

Лишь мне дано
Безумным быть,
Не видеть, но
Любить, любить.

Я жду во сне
И наяву,
Сойдешь ко мне -
И я живу.

Пройдем последние заставы,
И тракт уйдет под небосклон.
Вокруг звенят сухие травы,
И ветром колыхает звон.

Не обернемся с сожаленьем
На жизнь изведанную всю:
Как псы, мы жадным нетерпеньем
Так долго метили стезю.

Под ношей зноя непосильной
Возлюбим трудные пути,
Чтоб пыль, и пот, и топот пыльный
С терпением перенести.

На миг автомобиль взрывает
Засушливую тишину,
Но звон с обочин наплывает
И шум вбирает под волну.

Нам волны видятся иные:
Колебля блики, как листва,
На плоскости береговые
Они выносят кружева.

Над мерно дышащим прибоем,
Как в линзе, чуть замутнено,
В горах, исполненных покоем -
Лесов курчавое руно.

Над полосою побережной
Почила вечность, и она
Как эти горы, безмятежна,
Как воды, ласково-ясна.

Теснятся отблески залива,
Извечный обегая круг,
И мы шагаем терпеливо
Туда, на безмятежный Юг.

Раскинув тяжелые крылья,
Я косо парю над Москвой.
Юг выхлопом пахнет и пылью,
А Север - опавшей листвой.

От гор, припорошенных дымкой,
К которым теснится прибой,
Я снова лечу невидимкой -
Увидеть Москву под собой.

Я вновь прорезаю сниженьем
Вороний всплеснувшийся карк,
Спускаясь в пропахший броженьем
И дышащий золотом парк.

В пьянящую толщу втекая,
Струятся в тиши ветерки;
Кленовая сонная стая
Колеблет в ответ плавники.

И день мне с поляны навстречу
Искрится пушистым хвостом,
И давние пылкие речи
Мне слышатся в парке пустом.

И сердце иного не ищет,
Почуяв отчизну свою:
Вино нашей юности нищей
Я в запахе осени пью.

Неисчислимы всплески вод,
Бесчисленны отроги гор,
И мягкой дымкой небосвод
Окрестный обволок простор.

Несметны бликов племена,
Змеящихся наискосок,
Которых к вечеру волна,
Как рыб, сгребает на песок.

Влечет глаза любой извив
На многослойном срезе скал,
Чтоб, ничего не упустив,
Ты главного не отыскал.

Суть в ясных небесах плывет,
В волнах плескается морских,
Но дробность мира в хор сольет
Всего один волшебный штрих.

Сумеет разглядеть наяд,
С рыданьем бьющихся о мыс,
Не тонущий в деталях взгляд,
А обобщающая мысль.

Суть, как сверкающая нить,
Скрепила весь пейзаж морской,
Но кончик нити ухватить
Ты сможешь только в мастерской.

Казалось, все возможно
И лишь мечта права,
Казалось, что не ложны
Лишь пылкие слова.

Душа с такой беспечной,
Безудержной тоской
Казалась бесконечной,
Как окоем морской.

Она уподоблялась
Началу всех начал
И к ней по морю мчалось
Все то, чего я ждал.

Казалось, птица вала
Взмывала тяжело
И серой отливало
Вдруг серое крыло.

Волна волной сменялась,
Прибой бессонно бил,
И мне тогда казалось,
Что я тебя любил.

Хмельные прежние напитки
Сегодня через силу пьются
В последней горестной попытке
К разгульной юности вернуться.

И если спьяну временами
Забыть усталость удается -
Она, забывшись, ляжет с нами,
Но поутру она проснется.

О ты, кто вел меня всегда,
Хоть ты, я знаю, и не друг, -
Меня погубят города,
Открой мне безмятежный Юг.

Всегда туда влечет стезя
Из суматохи городской,
Где счастья обрести нельзя,
Но можно обрести покой.

Где, вкось волнение гоня,
Изрыл всю ширь Эвксинский Понт,
Где в дымке спит сиянье дня,
Двоится теплый горизонт.

Где по волнам со всех сторон
Порхают плоскости, змеясь,
Где на ветру дубовых крон
Кипит узорчатая вязь.

Где вечности упорный ритм
Живет, ворочаясь в волнах,
В круженье отблесков горит
И громыхает в валунах.

Но страшно твой услышать смех:
Позволишь мне уйти туда -
И там понять, что я из тех,
Кого сгубили города.

Я знаю, что ты никогда мне не будешь близка,
И тихо плыву меж коричневых мебельных льдин.
Не дай тебе Боже узнать, что такое тоска,
Тем более с ней оказаться один на один.

Не дай тебе Боже услышать, как время течет,
Услышать безмолвье, которого не заглушить,
Почувствовать, как из зеркал выползающий лед
Усталые нервы начнет беспощадно мозжить.