За урожай

Звягин согласился. Только когда исчезла двуколка Кошкина, он подумал: «Вряд ли найти свободную подводу в селе во время уборки, не обойдется дело без председателя».

Долго проискал Захар Кузьмич подводу. Пришлось временно разгрузить одну из подвод Игната Кошкина, погруженных для отправки в город и с ним вместе и понятым от сельсовета поехать в поле. Поля уж окончательно оделись в темноту. Однако место Захар Кузьмич запомнил хорошо и быстро его нашел. Вот и примятая пшеница. Даже часть рассыпанных зерен нашел Захар Кузьмич. Но мешков не оказалось.

— Должно быть, Иван твой с бригадиром вперед поспели, — сказал Захар Кузьмич Игнату Кошкину. — Замешкались мы в деревне. Время-то много прошло.

По большаку послышался стук телеги и вскоре из темноты вынырнули Иван Кошкин с бригадиром.

— Ну, где тут уворованные мешки, Кузьмич? — спросил, подходя, бригадир.

— Да вы-то разве не увезли их?

— Здрасте, пожалуйста! Мы только приехали.

— Заезжал я в тракторную бригаду, Захар Кузьмич. Нужно было оставить банку с автолом, — объяснил Иван Кошкин, а уж оттуда, что есть духу в бригаду.

— Эх, тетеря, проворонил воров, — обругал ни к кому не обращаясь дед.

— Да может быть тебе просто показалось, Захар Кузьмич, — сказал бригадир и улыбнулся в темноте, — может пошутил, дед, а?

— Что ты, Петро, скажешь такое. Да вот еще и место тепленькое от мешков. И вот горсть рассыпанной ржи.

— Сроду не было такого в колхозе, — недоверчиво почесал за ухом бригадир. Иван Кошкин ходил взад и вперед, словно потерял иголку.

— Да не топчи ты хоть пшеницу, чорт, — крикнул Звягин, чуть не плача от того, что ему не верят.

Понятой сельсовета, чернобородый, подстриженный в скобку мужик, сказал:

— Обождем до света, Захар Кузьмич, а утром я еще сгоняю сюда с милиционером.

Но и утренние поиски не привели ни к чему. Огорченный Захар Кузьмич в который раз рассказывал подробности этого происшествия, сидя на возу с Игнатом Кошкиным.

Игнат Кошкин, сухой и жилистый мужик, с выпуклыми, непрерывно бегающими глазами, слушал молча, кивая и поддакивая. Челюсти его непрестанно двигались, будто он что-то жевал. На заостренном подбородке, выбритом второпях тупой бритвой торчала редкая щетина. Старенький пиджак на нем казался одетым с чужого плеча.

— Двойной вред это, украсть семена, недосеять, — рассуждал Захар Кузьмич, — настоящий хлебороб никогда не украдет семена. Не иначе это проезжих подлецов дело.

— Не иначе, — коротко соглашался Игнат.

Захар Кузьмич смачно сплюнул и вновь заправил табаком трубку. Глаз за ночь еще больше распух и, чувствуя боль, старик изредка поправлял повязку.

Проезжая через село, Захар Кузьмич и Игнат Кошкин выпили водки в столовой. После чего Звягин окончательно настроился на добродушно-философский лад.

— Хороший народ у нас, Игнат. Этих пакостей никогда не бывало. А уж в работе дружны, как муравьи, сам, поди, видел.

Захар Кузьмич даже прослезился от умиления.

Солнце палило нещадно, и Захар Кузьмич сбросил надетый специально для поездки в город новый в серую полоску пиджак, засучил широкие рукава белой исподней рубахи. Кони бежали мелкой рысцой, выбивая жирную пыль, лениво оседающую на придорожный бурьян.

Сухая августовская степь дышала в лицо терпким запахом полыни.

Игнат Кошкин сидел насупившись, только поддакивая Звягину. А Захар Кузьмич разговорился. Чуть ли не весь колхоз перебрал дед, каждому дал характеристику. У каждого нашел столько достоинств, что они с лихвой покрывали недостаток и изъяны.

Знакомство Звягина с Игнатом Кошкиным произошло вот так же два года тому назад. Захар Кузьмич одно время работал возчиком зерна. Они встретились дорогой, выпили вместе рюмочку, другую и потекла беседа. Игнат, по всему видно, был помоложе Звягина лет на пятнадцать, но казался старше своих лет. Волосы его неопределенно-грязного цвета блестели, как напомаженные, и сам он после изрядной порции водки весь словно расплылся и заблестел.

— Слушаю тебя, Захар Кузьмич, и думаю — райская жизнь у вас в колхозе. Вот бы пожить так. — И он длинно и нудно стал жаловаться на порядки в своем колхозе. Приехали они недавно С сыном издалека сюда на восток, в степь, где привольные места, необозримые земельные просторы и острая нехватка в людях.

— Да и попали в такое место, где все вразлад, порядку нет. Так и перебиваемся с хлеба на квас — рассказывал Кошкин и так тогда разжалобил Захара Кузьмича, что тот прослезился и стал настойчиво приглашать Игната к себе в колхоз, обещаясь, замолвить словечко перед колхозниками.

Через некоторое время Игнат Кошкин с сыном и Захар Кузьмич Звягин жили рядом, усадьба к усадьбе. Колхоз наделил Игната огородом по Уставу после того, как сын Игната вступил в колхоз и сразу устроился учетчиком в тракторной бригаде.

Кошкины быстро стали обзаводиться хозяйством. Сам Игнат вступать в колхоз почему-то медлил, ссылаясь на старость и нездоровье. Захар Кузьмич удивлялся этому и значительно охладел к Кошкиным. А однажды высказался напрямик.

— Знаешь, Игнат. Я вроде как твой шеф. Не подводи меня. Живешь ты в колхозе, а не колхозник.

После этого разговора вступил Игнат в колхоз, но попросил, по нездоровью, легкую работу.

...На виду у города покормили лошадей и вновь запрягли: Захар Кузьмич торопился успеть в больницу.

— Пока я буду сдавать зерно, — сказал Кошкин, — ты успеешь побывать у врача. Я заеду за тобой.

— Так может быть я и сам дойду до элеватора?

— Нет, жди в больнице. Мне все одно нужно в город проехать, — ответил Игнат.

Стали переезжать через глубокий овраг, вымытый бурными весенними потоками. Желтый песок на дне оврага лоснился, словно спелое зерно на току.

Спрыгнув с телеги, Игнат Кошкин повел передние телеги на подъем, а Захар Кузьмич стал присматривать за задними.

На взгорье мешки на одном возу сдвинулись в сторону и Захар Кузьмич бросился на ходу поправлять их.

Вдруг глаза его расширились и он раскрыл рот от удивления. Рука, занесенная для поправки мешков, так и осталась в воздухе. Перед ним лежал знакомый мешок с синей в белых крапинках заплаткой, пришитой на скорую руку. Сквозь грубое самотканное полотно отчетливо видно было, что мешок загружен рожью. В неплотную свежую завязку просыпались ржаные зерна.

От переднего воза торопливой трусцой бежал Кошкин:

— Что, не выпали ли мешки на переезде? — запыхавшись спросил он. Но взгляд его был тревожным, блудливые глаза напряженно бегали по мешкам, по телеге, по лицу Захара Кузьмича, который стоял выпрямившись, как судья перед оглашением приговора.

— Та-а-к, — медленно протянул Захар Кузьмич. — А что мы везли сдавать, Игнат, пшеницу или рожь?