Артем Белоусов - Последняя исповедь Орфея

Если вы представитель «школы радикального патриархата», и каким-то образом этот роман попал в ваши сальные ладони, могу дать вам совет. Пройдите на кухню, возьмите сверкающий тесак и отрубите себе полового друга. Только так вы сможете выйти из порочного круга, созданного матерью-природой, обрести полную независимость от любых женских попыток манипулирования вами. Звучит заманчиво, не так ли? Станьте полноценным представителем своей идеологии не только на форумах, но и в действительности уже сегодня! Правда, есть у меня подозрения, что ваша трансформация в «сверхмужчину» закончится там же на кухне в связи с обильной потерей крови. Или, как вариант, через пару дней, вас найдут с простреленным виском. Ведь, давайте будем честны, – пойдя на столь отчаянный шаг, оставшись один на один со своими натренированными нейронами, сжегши все пути отступления, до вас дойдет главная и основополагающая ирония в каждом действии мужчины. Вся ваша начитанность, каждодневные мозговые штурмы и попытки созидания были, в основе своей, также продиктованы вашим членом. Смешно, не правда ли?

Я это понял не так, чтобы давно. Я не уходил в отрицание, попытки найти объяснения этому феномену. Я принял этот закон как одну из центральных аксиом людских переплетений, что составляют собой древо человечества, корнями уходящее в эпоху антропогенеза. Не многим мужчинам удается дойти до этой истины, но Кедо повезло. Сейчас он был на полпути, но дайте ему пару лет – и он составит мне отличную компанию, со стороны выглядящую как сборище активных профеминистов.

Что же касается Геллы, то она была зеркальным отражением Кедо. Пара незначительных отличий в характерах и внешности, словно два художника-выпускника рисовали портреты с андрогина-натурщика, по завершению работы решив с помощью игры в камень, ножницы, бумага, кто какие половые признаки будет добавлять в свои работы. Часто про людей говорят, что они прекрасно дополняют друг друга. В данном случае это и был один человек, не понятно с какой целью разделенный на две разнополые половины. Мне сложно вообразить их полноценно функционирующими по отдельности. Иногда мне казалось, что они могут спокойно совершать за друг друга прием пищи или дефекацию, если кому-то из пары требовался отдых. А половой акт представлялся мне слиянием их тел в одну гермафродитную сущность, лежащую в постели и онанирующую без единого звука и вздоха. Увидев в будущем Кедо беременным, я бы ничуть не удивился. Тем более зная, что за первенца полагаются выплаты, уж будьте уверены – он с радостью бы взял на себя девятимесячную ношу.

Черта, которая мне действительно импонировала в Гелле – это присутствие чувства прекрасного, пускай и в немного извращенно-скрупулезном виде. С бокалами игристого вина мы могли часами обсуждать работы художников прошлого, даже на полшага не подходя к моменту, когда дискуссия перерастает в конфликт. Всё это благодаря тому, что глаза ее были не оком творца, а микроскопом ремесленника-ювелира, а в подтверждение этого стены их квартиры с Кедо были увешаны работами-репродукциями, списанные руками Геллы с тщательностью профессионального фокусника, выполняющего смертельный трюк под водой. В прихожей вас встречал «Сын человеческий», в спальне висели «Звездная Ночь» и «Рябчики в медной вазе», на кофейном столике, сделанным Кедо из дубового дерева, красовалось «Вероломство образов». Не думаю, что сосредоточенность на двух авторах было обусловлено безумной любовью к их творчеству. Скорее, Гелла начинала осваивать навык художника-подражателя с произведений Ван Гога и Магритта, а овладев их стилем настолько, что для подтверждения фальсификации потребовался бы эксперт-искусствовед, потративший на это большую часть жизни, она остановилась. Ей не хотелось становиться профессионалом в области репродукции, да и творчество в целом не было для нее глотком кислорода, необходимым и жизненно важным. Вечернее хобби, не более. Кто-то ходит в пабы, кто-то – шьет крестиком, а Гелла создавала копии, возможно, превосходящие оригиналы в мастерстве.

Двери лифта открылись, и мы вышли на просторную подъездную площадку. В нос ударило едкое сочетание запахов сырости и дешевой краски. Доковыляв до квартиры, ощущая себя запряженными бурлаками с картины Репина, мы, после недолгой возни Кедо с ключами, попали в его апартаменты, и, не разуваясь, прошли до зала, попутно скинув с себя недолгий груз.

Отдышавшись, я бегло оглянулся по сторонам. Квартира претерпела значительные изменения с последнего раза моего пребывания в этих стенах. Диван, на котором я раньше восседал в материнском обиталище Кедо обрел здесь свой новый дом, невзрачный белый стол, окруженный деревянными собратьями поменьше, в народе именуемыми стульями. Из полуоткрытой двери в спальню величаво возвышался шифоньер, слегка побитый жизнью, отдавший свои лучшие годы в службе кому-то другому. Сколько прошло? Две, три недели? Моя потеря во времени давала о себе знать. А когда Кедо съехал со своей прошлой съемной жилплощади? Вопрос интересный, хотя и не стоит того, чтобы быть озвученным.

Заметив мое легкое замешательство, Кедо связал это с видами исполинского шкафа, по-прежнему глазеющего на нас из спальной комнаты.

– Не представляешь, сколько я потратил на его поиски. Объездил половину города, проштудировал сотни объявлений. Может быть выпьем? – я дал согласие, Кедо полез в холодильник, продолжая. – по итогу нашел старую пару, которая планирует переезжать на юг и распродает все свое имущество, начиная от халатов, заканчивая техникой и мебелью. Знаю, сейчас ты начнешь его критиковать, так как тебе все новое подавай, но ты должен помнить, что через пару лет я планирую уезжать в столицу, поэтому не вижу смысла во вкладывании огромных сумм в обустройство квартиры, которая потом пойдет на сдачу в аренду.

Я хмыкнул. Для меня было очевидным, что Кедо никогда не покинет этого богом забытого города, как, впрочем, и я. Да и все мое окружение в целом, если быть откровенным. У него оставались шансы на подобный исход событий, когда он мотался с одного арендованного жилища к другому, но заполучив в руки собственное жилье, полностью оформленное на него, – он самолично отрекался от покровительства Гермеса в области путешествий, однако все еще оставаясь его верным учеником по теме торговли и денежных отношений. Та цель по побегу из Ч., которую он поставил себе в шестнадцать лет, увидев смерть родного дяди от передозировки, беспробудные запои его бабушки по материнской линии и мрачные перспективы своих двоюродных братьев, была изначально ложным путем. Сгоряча обвинив во всем город, не дающий перспектив, убивающий любую живую плоть выбросами с рядами стоящих заводов, повсеместной агрессией и общим упадком, он для собственного успокоения создал себе туманного врага номер один, стоящего за всеми злоключениями, произошедшими с его не столь дальними родственниками. Подсознательно он уже должен был прийти к открытию, что все это не связано со злыми реалиями. Любой город, воздвигнутый человеком, будь то Ч. или Манчестер, всегда ломал, измельчая каждый хрящик своими остро наточенными лопастями турбины, слабого человека. Кедо повезло, он был создан из другого материала, по крепости сравнимого с карбидом кремния. Всасывая подобных созданий, лопасти городской перерабатывающей машины гнутся, и, предприняв еще несколько попыток по уничтожению, выплевывают их, оставляя наедине с собой. Ему бы было неплохо полностью осознать это пораньше, но я не буду удивлен, если истина дойдет до него в кресле-качалке, когда на его коленях будет сидеть один из десятерых правнуков.