Юлия Борисова - Движение по кругу. Сборник стихов

Но напрасно.

К исходу года

Уснет вся природа.

Таков закон планеты.

Придёт весна. И это

Прекрасно.

Ее помада ярче чем закат.

В глазах азарт и молодой задор.

Она не нянчит баловней внучат.

Не вяжет шаль. Не смотрит из за штор.

Не жди душеспасительных бесед

От этой Леди возраст хххl.

И злостью пусть подавится сосед,

Мечтая смерть призвать в ее постель.

Но вновь взревет ее автомобиль.

В лицо жара, дожди снега туман.

Дорог шальных и звезд глотая пыль,

По жизни мчится бабка атаман.

Платок повяжет лихо, набекрень.

Феррари новой сделает тест драйв.

Прогонит грусть и сделает твой день.

Глядишь и понимаешь: вот что кайф

Старушку дома тяжело застать.

Ведь что ни вечер, новый модный клуб.

Как энерджайзер будет танцевать,

Не выпуская сумочку из рук.

И вьются стаи молодых мужчин.

В глаза глядят и дарят ворох шуб

И нет им дела до ее морщин

Борозд и складок возле алых губ.

Она моложе молодых девиц,

Живей живых, и всем покажет нос.

Душа без меры, сердце без границ.

И не помеха пепельность волос.

И сама смерть склонится перед ней.

И там за гранью временных кулис

Дадут ей божьих, огненных коней,

И жизнь попросят повторить на бис.

Когда её наивные мечты

Издохли под колесами грузовиков,

Используя остатки красоты,

Ловила на пыльцу истертых мотыльков.

Открыв товар лицом: большую грудь,

И каблуками отбивая злую дробь,

Она стреляла взглядом: – Кто-нибудь,

Ловись на красное, ловись. Себя угробь.

Короче юбка, черные чулки,

Ресницы – крыльями, чуть смазан макияж.

И непременно темные очки.

Смеются мужики:– А по любви нам дашь?

Любовь! Хватило ей любви до ста,

Дожить б до тридцати, до ста не доживешь.

Наелась. Всё. Сыта. Сыта. Сыта.

Ты это слово как угодно повернешь.

В холодном доме тихо плачет мать,

Худые руки в синяках и в сетке вен.

– Люблю его, мала ты понимать.

Вздохнет: – Пойду стирать. И дочь столкнет с колен.

Она запомнит классную игру.

В любовь. Так, расстегнув штаны, сказал сосед.

На лестнице он приставал в углу.

А было ей тогда всего лишь десять лет.

Любовь за годы истрепалась в хлам.

Бывало, ей клялись, хоть это и смешно.

А после глазки вниз, и по домам.

Нет никакой любви. Есть сказка. Решено.

Как ярко нынче светят фонари.

Он долго ехал к ней. Сквозь годы, сквозь века.

Он снял ее на жизнь, не до зари.

Любовь взмывает вверх, как бабочка, легка.

По картине В. М. Максимова «Всё в прошлом»

Она, неспешна, как большой фрегат.

Седьмую допивает чашку чая.

На платье сплошь алмазы, жемчуга.

В душе томленье, барыня скучает.

Ей пляшут скоморохи и медведь.

Но больно растревожит душу скрипка,

И вновь гуляет по крестьянам плеть,

И вновь рыдает поротый Антипка.

То вдруг зовет чернавку на обед.

Ей вилку подает к тарелке супа.

То вдруг насыплет ей в подол конфет,

Служанка лупает глазами глупо.

А то и спросит дуру невзначай:

На сердце есть ли кто из милых другов.

И подливает водку дуре в чай.

Та всё расскажет. Барыня – подруга.

Что уж она просватана давно,

Что милый ей цветы под окна носит,

Она же к милому через окно.

И, осмелев, на свадьбу рублик просит.

А барыня от зависти черна:

Ведь у крестьян, и то любовь бывает.

Она лишь, горемычная, одна.

Года идут, краса и убывает.

И молвит волю, точно Божий глас.

Кого продаст, кого в сердцах запорет,

Кого сошлет, чтоб не мозолил глаз.

И только в радость ей людское горе.

Она живет, не ведая забот,

Как на дрожжах растут её телеса.

И в черном теле держит свой народ.

Но тут сосед приехал из-за леса.

Лукавый, бойкий и хорош собой.

Костюмчик тонкий. Видно заграничный.

И ну, хвостом вилять перед вдовой.

И галстук есть, и выговор столичный.

И, хоть не сразу, барыня сдалась.

А после свадьба, пир большой, богатый.

Муж по двору ходил, почуяв власть.

На пересчет доход, крестьян и хаты.

– Ах, милая, мне денежки нужны.

Затеял пруд я по англицкой моде.

И очи томные его нежны.

И пусть прудов и рек хватает вроде.

Она подарит пруд и лошадей.

Простит костюмы, карты, сани.

А люди что? А что ей до людей?

Влюбленная покорней кроткой лани.

За годом год. Ветшает дом и сад.

Уехал муж. «Дела», – он в письмах пишет.

Кто любит, тот обманываться рад.

Вот только денег… Починить бы крышу.

Сдает и сама барыня, сдает.

Умом слаба, и телом стала тоже,

К себе служанку верную зовет,

Чтоб по привычке залепить по роже.

Но падает рука её, дрожит.

Бессилие старуху жутко бесит.

И от бессилия слеза бежит.

Служанка старая белье развесит.

Поставит чай и примется вязать,

Так до заката время коротая,

Пропустит петли, уж не те глаза.

И жизнь, остатки книги их листая,

Судьбу, как нитку, их соединит,

Дни бисером последние нанижет.

Ведь одиночество, оно роднит,

Когда все в прошлом, люди ближе…

По книге М. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Спи, мой родимый сыночек.

Вот тебе белый платочек.

Папа нас больше не любит.

Сказали об этом люди.

Люди так любят бить слабых.

Слабее безмужней бабы,

Лишь только мужик сбежавший,

А вроде бы сына ждавший.

Я знаю, как будет трудно.

Лишь мертвые неподсудны.

Накрою белым платочком.

Глазенки – черные точки.

И мне собираться надо.

Дорога длина до ада.

Я жду огневые муки,

Но Гелла мне сунет в руки

Платочек кипельно-белый.

За что так со мною, Гелла?!

Гелла безмолвна, сурова.

День повторяется снова.

Эй! Жгите, терзайте тело!

Платочек не надо! белый!

Да. Ад этот мой заслужен.

Сдалась, сынок был не нужен.

А надо было остаться.

Бороться и жить, сражаться.

Нет участи горше труса,

В веках имена сотрутся.

Темница, платочек белый.

Пощады просить не смела.

Пример мой многим уроком,

Но нет же вины без срока.

И исподволь я помощи ждала.

И вот однажды Гелла не пришла.

Я приблудыш, найденный в лесу.

Толи навья, толи ведьмы дочь.

Уж тягали меня за косу,

Уж и били до предсмертных корч.

Я росла, что сорная трава.

Без приюта, сирота -душа,

Виновата кругом, не права,

Лишь за то, что собой хороша.

И глядят мне с завистью вослед

Бабы – злыдни: – Ведьму надо сжечь.

А иначе уж прибудет бед

От зеленых глаз, да круглых плеч.

Дохнут куры, не поёт петух.

У коровы мало молока,

Это всё проклятый ведьмин дух,

Дурной глаз и подлая рука.

А мужики, что на сало кот,

Всё глядят на выпуклую грудь.