Виктор Павлов - Повилика жизни. Книга стихотворений

Долго. Как долго, сколько дней и ночей
я выращивал из вселенских залежей чёрного угля
эту огненную розу. Розу нового времени.
И она наконец взошла. Распустилась
и дала мне верную тему. С которой
теперь живу.

Знала бы ты, чувствовала бы только,
как мне по сердцу это новое и необозримое,
а в нём и ты, дитя нового времени.
Теперь навсегда. Моя самая верная
сердечная рана.

На улице холодно. Трудно жить.
Но зато легко идти и легко дышать.
Особенно когда ты одет в одежды классического покроя.
Вокруг светлые всадники, белые кони: мне тепло.
Ну и что, что вместо дома светит мочи замёрзшая лужа.
Сегодня декабрь, а значит, время пришло
вбирать в себя зимнюю стужу.

Ещё одна печать открылась.
Из Боснии гробы вывозят сербы.
Землетрясения, борьба за власть.
Родной страны кровавое лицо.

Одно к другому приподнялось,
точно всюду поселились мыши.
И раздирает изнутри, и саднит.
Гниёт и саднит мировое тело.

И хорошо, что ты уже не здесь,
моя старушка.

Плотная чёрная, сизая масса растекалась;
ложилась на землю, впивалась в пространство;
облекала предметы, входила в дома.
Но это было вчера.

А сегодня повсюду и сумрак, и холод, и тьма.
Дым пропитал города и пространство деревни;
он ползёт, извивается, рушит и саднит;
он, древний, не дремлет.

Где что есть – им пропитано до мелочей:
погремушки и куклы, как для больших,
так и малых детей;

инструмент и посуда сереют от сажи;
судьи судей не оставлены им без поклажи.
Люди в удушье становятся грубы и скудны
и сходят с ума;

одичавшие твари, то ли собаки,
то ли кто-то ещё, бродят повсюду, превращаясь
в торговое мясо, превращаясь —
в кучи дерьма.

Пропитаны кости и души, машины, дома,
реки, паромы: везде один только дым.
Он душит людей, обращая их в комья земли
на разросшемся теле кладбища,
незабудки оград по земле-пепелищу.

Всё могильщикам: плата, работа, еда.
Дым везде. В нём душа заплутала.
Дома нет. Есть дорога одна
от вокзала к вокзалу.

Синий, чёрный… Прозрачный.
Войны, пламя пожаров, разбой и разврат.
Всё в дыму. Всё укрыто. Вся жизнь
невпопад или сбой.

Искажённые души. Лица – оскал.
Руки тянут песню войны. Народы секутся,
как волос.

Плохо слышен Господний голос.

Как только выйдешь за территорию двора,
так сразу же начинается город:
серый, с клочковатыми кварталами,
прибранными достопримечательностями…
речным портом, вокзалами.

Повсюду толпы,
меняющие жизнь на пуговицы…

В подъезде —
четыре соседа сверху, три – снизу.
И у каждого до нескольких ходок на зону,
а то и просто – потомственная братва.

Дворовый народ
вначале встретил меня настороженно:
не свой. Оно и понятно.
Пока пообвык, пришлось и с ножичком походить…
Потом перезнакомились.
Оказалось, что нет причин воевать…
Присели, выпили и подружились…

Выходя во двор,
поднимаю руку в римском приветствии:
– Здравствуй, братва! Здравствуй, русское поле!..
И они в свою очередь тоже
не забывают, приветствуют.

Чем не маленький Рим
новой русской провинции?

Моя любовь, моя женщина о трёх носах,
белокожая жрица языческих богов,
поклонница Ионеско,

здесь и только здесь хочу засвидетельствовать,
что твоё тело, матово светящееся по ночам
под моими ласками «христианнейшего» из мужчин,

становится
по-настоящему божественным и прекрасным
только в то не дневное время и только тогда,
когда я вижу твою светлую лебединую душу
во всём её небесном замысле.

Именно ночью, тиха и нежна,
ты доверчиво раскрываешь всё своё нездешнее величие
мне – своему любовнику и властителю твоего сердца…

Днём же ты – в сетях Ионеско…
Толстого, сморщенного карлика-уродца,
сильно подпорченного в процессе
трансмутации цивилизации.
И тогда ты вместе с ним упиваешься
миром абсурда,

под его ласковым взглядом
вкушаешь лакомые кусочки разложения.
Препарируешь всё это по всем правилам
исследовательского мастерства века…

Но и тогда, когда ты таким образом
восходишь к началу древа познания,
я чувствую, что ты где-то рядом
и готовишься появиться бело-глиняным
сосудом Бога —

обольстительной Евой, тоскующей о своём Адаме
и погубленном мире, где по улицам бродят
уже не создания Творца, а носороги и оборотни…

Устремлённая внутрь трансмутаций…
исследователь пылинок жизни,
разломов и трещин цивилизации,
проклятых Богом уродцев.
Ты иногда

на моей груди вдруг ни с того ни с сего,
возможно в унисон мыслям Отца, говоришь…
И я радуюсь этому, как малый ребёнок.

По великой линии мира проросла она,
обвивая эпоху, удерживая тело времени.
Её корни на другом конце планеты.
Её вершину раскачивает мальчик – Покати-горошек,

обронённый под пол красной избы
с красных подолов рубах старика и старухи.
Внезапно выросший и заставивший их
в три дня прорубить потолок и крышу, повалить стены.