Anne Dar - Вариант Вселенной

А что же будет в день когда,
Венок вновь на один цветок потяжелеет?
Надеюсь выдержу. Надеюсь и тогда
Не наклонится моя голова. Не треснет шея.

Я оставалась сильной, когда слабые упали,
я притворялась онемевшей, хоть душа болела,
и я прощала тех, кто не прощали,
и не заметила когда и как вдруг уцелела.

Теперь о пепле прошлых дней не вспоминаю —
там всё давно истлело и остыло.
Простят ли меня? Я не знаю,
но знаю – там у всех болело.

Так пусть же стану хоть чуть-чуть мудрее,
хотя б на миллиметр добрее…
Вся эта боль пусть станет верой
в способность стать хоть чуть светлее.

Зато теперь я знаю точно,
что бить могу и без прицела
и что биение всё ложно:
кто не ударит – тот и смелый.

Жалеть, конечно, обо многом можно,
но на ошибках строят вековые замки.
Так пусть же будет крепок мой фундамент —
в нём благодарность.
Значит будет всё в порядке.

…Сколько истоптано моими ногами…
На ногах, на руках, на душе шрамы.
Сколько ещё мне топтать, сколько полосовать —
за каждый шаг, за каждый шрам “спасибо” и “прости”
хочу заранее сказать.

Я вас прошу – не надо драмы.
Жизнь не кино – здесь паузы нет на рекламу.
Хотите стенать – стенайте в себя,
не нужно стоящего рядом обременять.

Хватит пустых и дурных разговоров,
все дураки, кто не нюхал тот порох,
что нам под нос опыт нагло втирает.
В дёсна втерла. Меня опыт знает.

Итак, успокойтесь, у всех свои тараканы:
кто-то злобой берёт, кто-то шармом.
Будьте не тем, кто беря не даёт.
Спасибо скажите. Это жизнь.
Никто от неё живым не уйдёт.

Танцуя на красивейших граблях
и набивая синяки поверх старых кровоподтёков,
нау́чится любой искусству прятаться в мечтах,
вместо того, чтоб выйти на дорогу
расчищенную от безжалостных граблей,
своих или чужих нелепых уговоров
ещё раз станцевать с убогой ей —
надеждой на зелёный свет у светофоров,
которые всегда лишь алым бьют,
и кровь из носа хлещет…
Слепцов чужие взгляды не спасут,
а ложь, как будто бы от них хотя бы станет легче,
всего лишь слабым и глупцам приют.
Граблей удары не помогут никому расправить плечи.

Сложнее всего писать о своей боли —
это сколько же нужно воли,
чтобы хоть процент её заново пережить
и не начать курить или пить!
Болью я закодирована. Едва-едва
дрогнет над бокалом или в дыму моя рука,
сразу понятно – всё это мимо меня.
Упал – отжался – вот в чём я.
Сколько забыто – о, Господь!
Спасибо, что памятью даровал превозмочь!
Спасибо за доброе сердце и за мощь,
что словами должна победу одержать смочь!
И поднимая взгляд к небесам,
немо и громко кричу-шепчу вне, и в себя:
“Прости всех, прошу, и меня”.
Раскаянием за боль, нанесённую мной и не мной, крещена.

Сейчас буду в глупости признаваться:
была глупа и, честно, не один раз,
была мала, была слаба, но разве это повод, чтобы сдаться?
Я выросла. И вот уже сейчас
я понимаю: снова повторятся
мои слова о глупости и прочей чепухе
лет в девяносто, когда я снова не смогу сдаться,
даже в конце во всеуслышанье провозгласив: весь смысл в борьбе.

И, знаете, оно того предельно точно стоит:
бороться до потери пульса и до беспамятства любить
за тех, кто дорог, и тех, кто сердцу послан —
это и значит честно, по-настоящему прожить.

…И справедливости жаждал юнец,
смотря на человеческие лица,
и думал: “Ну когда же наконец
закончится весь беспредел и сколько будет длиться
маразматический театр, театр теней, театр абсурда?”.
Он всё ещё не понимал: нет правды. И то блюдо,
которое правдой зовут, всего лишь сладкая пилюля:
у правды столько лиц, что чудится, как будто
лицо одно. Но правда в том, что правды нет. И будет
всяк думать: вот оно правдивое лицо…
Но нет лица. То на лице у лжи лишь пудра.

…И сколько бы я ни написала,
и каких бы ни достигла высот,
и какую бы я глубину ни взяла,
позади меня отыщется тот,
кто от зависти ногти и локти сгрызёт.
Пусть каждый свою лишь жизнь проживёт.

Смотрю вам в глаза и растягиваю губы в улыбке —
кто сказал вам, что нельзя полюбить свои ошибки?
Я читаю в вашем понимании ошибок чистый бред.
Уберите все свои ошибки – и опыта у вас отныне нет.

Вы ещё хотите мне сказать о суевериях,
тех, что в стадном большинстве иль меньшинстве зовётся мнением?
Не смешите меня этой альтер правдой – чепухой.
Будешь что-то делать – ты уже людям плохой.

А по поводу любви, надежд, вер и “кристальной” честности —
всем они свои. Не стоит здесь искать моей взаимности.
Всё относительно. И мудрецы порою врут —
кому-то объясняя жизнь, не знают где, когда и как умрут.

Всё относительно касательно твоих лишь взглядов:
поверил человеку – сам виновен и его корить не надо
в предательстве. Ты предал сам себя:
ему не он, а ты когда-то доверял.

Итак, живи по своим верным шатким принципам:
твори добро, впрягайся в веру, правду – колесницы их
толкай вперёд себя увереннийшим шагом.
Кто знает, может обернётся тебе это раем, а не адом.

Сломить пытается, но не ломает,
бьёт, но не убивает.
Нанеся рану – тут же исцеляет.
Мой опыт меня закаляет.

Мой опыт – дырявая лодчонка,
и из-за дыр своих она ловчее
тех кораблей, что мачтами отполированными блещут
идя ко дну из-за недостачи трещин.

Мой опыт – сбитые костяшки,
чем больше сбиты – тем мощнее.
Подобный опыт отражается и на мордашке,
и на зубах, что стиснуты всё крепче, всё сильнее.

Ни красота, ни ум мне так не помогали,
как опыт это дело делал.
Пинали ли или убивали —
вы промахнулись. Поздравляю.

Один удар – сто отражений,
один замах – плюс сто к моей же силе.
Да, я боец, а значит для меня не существует поражений.
Всё опыт. Всё для высшей цели.