Виктор Серов - Тверские перекрёстки. Выпуск 4

В заболевшей душе покой.
Мама в тонком цветном сне —
Будет снова такой живой…
И захочется жить мне.

На ковре травы короткой
Кляксы тени изумрудной.
Солнце, с реденькой бородкой,
За работой многотрудной.

Лечит душу, греет тело.
В речках детский визг и хохот.
Дарит жизнь и с этим делом
Управляется неплохо.

Все знакомые планеты,
На невидимой верёвке,
Привязало, а кометы —
Держит в солнечной кладовке.

На асфальтовых доспехах
Подожгло лучами лужи,
А зимой, гордясь успехом,
Заблестит на снежной стуже.

Благодатью в душе повеяло —
Значит Господу потраф и м.
Принимает меня в Дивеево
Добрый батюшка Серафим.

Всем простил, кто меня обидели.
Сумрак бархатный и луна.
По канавке вокруг обители
С Богородицей. Тишина,

И вокруг, и внутри у самого
Сердца, хоть совсем не дыши,
Только мы вдвоём с Божьей Мамою,
Мы вдвоём и всё… Ни души…

Я прошу, – расскажи мне, Милая,
Не прогневайся на раба,
Как живёт за сырой могилою
Ненаглядная голытьба.

– Мама с папой, родные, близкие.
– Все приятели, все друзья.
– И когда же, путями склизкими,
К ним приду, наконец, и я…

– Не спеши. Пока здесь помаешься.
– Не готов совсем, не взыщи.
– Погрешишь ещё, да покаешься,
Потерпи ещё, поищи…

Облака лежат волокнистые,
И луна глядит свысока.
Ох, не то я просил, Пречистая,
Ох, прости меня, дурака…

Два человека – две души
Избравшие одну дорогу,
По Воле любящего Бога.
Священник таинство свершил.

Объединив всего верней,
Той властью, что ему даётся,
Той нитью, что не разорвётся,
А лишь вопьётся побольней.

Когда один за облака
Идёт, за небо голубое,
Другого тянет за собою,
За нить, что всё ещё крепка.

Настанет и его черёд
Закончить путь, с Землёй проститься.
Тогда взлетев, соединится,
С душой душа. И всё поймёт.

Весь тайный смысл земного сна,
Всегда ли ближнего любили,
И правильно ли жизнь прожили,
И для чего она дана.

Откроется великий лад,
Казалось бы, случайной встречи.
Малозначительные речи,
Улыбка, жест, движенье, взгляд,

Займут законные места.
Навек сольются воедино,
В симфонии неповторимой,
В финал несения креста.

На щербатом мосту над рекою
Где туманы сродни облакам,
Посижу, предаваясь, покою,
Доверяясь потёртым доскам.

Здесь под кровом небесного свода,
В тишине, простоте – без затей,
Согревает такая свобода
От мирской суеты и страстей…

Ты, душа, всё пытаешься выжить?
Всё стремишься поближе к теплу.
Так лисёнок пораненный лижет
Кровь на лапке, свернувшись в углу.

На земле то разгульно, то строго
Ты жила и любя, и скорбя.
Пусть ладонь Милосердного Бога
По головке погладят тебя.

Я всё жду, что посыплется Манна,
И поднимутся в гору дела,
Но быть может какая-то Анна,
Где-то масло уже пролила.

Всё стремлюсь, чтоб в комфорте, приятно
Протекало моё житиё,
Только Анна, вполне вероятно,
Пролила уже масло своё.

Есть достаток, в себе не копаюсь,
Развлечение время крадёт,
Только Анна, хитро улыбаясь,
Разлила своё масло… и ждёт.

Снова майская ностальгия,
Всё не то, да и мы другие.
Не вернутся уже никогда
Прятки, жмурки, футбол до упаду,
Снег, капель, ледоход, листопады,
И украдкой влюблённые взгляды,
И зовущая в небо звезда.

Мы играли в войну с мальцами,
Мы гордились своими отцами —
Дети бывших фронтовиков.
Иногда и жестокими были,
Иногда и нещадно били
Зазевавшихся чужаков.

Жили щедрой душой – по-русски,
И в затворах квартирок узких,
И в просторах своих дворов,
Как-то правильно и достойно —
Только в фильмах да играх войны,
А над нами небес покров…

Снова майская ностальгия —
Всё другое и мы другие…

Как всем, тебе, мой милый,
Родной мудрец,
Назначена могила.
И вышел жнец,

Вершить свою работу,
За шагом шаг…
И вот уж нет кого-то.
Твоя душа,

Отправилась в дорогу,
Чтоб на весах,
Быть взвешенной у Бога,
На Небесах.

А я на пепелище,
И мой черёд…
Душа уже не ищет,
А только ждёт.

Не утолить печали —
Они со мной,
О тех, кто покидали
Приют земной.

Отныне вся забота,
И до конца —
Молиться за кого-то,
И ждать жнеца.

К тебе, моя родная,
Теперь мой путь.
Мы встретимся, я знаю,
Когда-нибудь…

Разрывая объятия стен,
Хорошо, раз в неделю – не чаще,
Провести пару дней в чистоте,
На опушке нетронутой чащи.

На высокой прибрежной горе,
Укрепить небольшую палатку.
Спать, свернувшись, как пёс в конуре,
Как ребёнок – покойно и сладко.

Вспоминая изгибы судьбы,
Чай попить, что заварен покруче,
И пройтись, собирая грибы,
Возле края обрывистой кручи.

Позабыть про мирские дела,
Пустоту бесконечного торга.
Разбежавшись, в чём мать родила,
Прыгнуть в речку, крича от восторга.

Поздним вечером сесть у костра,
Окружиться дымком сигареты…
Только звёзды, да звон комара,
Да тверское, не жаркое лето.

Художник беден – не его вина.
Спроси: «Зачем живёшь?» – не даст ответа.
Наградою за труд – стакан вина,
Да табачок из старого кисета.

Художник, на ничтожестве холста,
Из хаоса цветов слагает формы,
Взрывает плоскость гладкого листа,
Вскрывая глубину, ломает нормы —

Соблазн для негодующей толпы,
Грядущие почтут за откровенье.
Не потому, что люди так глупы —
Ослеплены. Им нужно для прозренья

Унизить непонятного творца,
Изгнать долой из жизни поскорее.
И уж затем, без края и конца,
Хвалить его, дурея и зверея.
И спорить, ненавидя и любя…

А где художник?
Он ушёл…
в себя…

Как хочется, без видимых причин,
Придти к тебе и, просидев за чаем,
Наговориться всласть, рассвет встречая,
За прежние долги не отвечая…
Так хочется тебя увидеть, сын.