Евгений Ступаков - Не смешно

Смотрел голодными глазами
Бездомный пес на бутерброд,
Что сокращался за зубами,
И отправлялся прямо в рот.

Бродяга, сидя у палатки,
Сказал: «Тебе, друг, повезло».
И отдал псу еды остатки.
И тут дворнягу понесло.

Счастливым лаем огласился
Унылый мусорный район,
Там, где бродяга прилепился,
Пополнив тамошний «бомонд».

Наутро, сразу за сараем,
В лучах предутренней росы,
Пес повторил собачьим лаем
Восторг владельцу колбасы.

С тех пор ни хорошо, ни плохо,
Вдвоем пошла борьба за жизнь.
За корку до последней крохи
Могли и горло перегрызть.

Случалось все, и кровь и драки,
Проклятья злобные неслись.
Но был хозяин у собаки,
И это продлевало жизнь.

На дне людском, почти в клоаке,
На пса суровый выбор пал.
Был чуть живой в последней драке,
Когда хозяина спасал.

Лежал простреленый, избитый,
Не покорившийся судьбе.
Лишь нимб хозяина спаситель
Держал в собачьей голове.

На шум он тихо поднял ухо,
Узнав хозяина шаги.
А тот в пространство буркнул глухо:
«Собаке, боже помоги!»

И сгинул прочь из той клоаки:
«Зачем мне здесь такая жизнь?» —
Увидев, что из глаз собаки
Скупые слезы полились.

Шли за неделями недели,
А пес не сгинул, не пропал.
Он в поисковой канители
Весь год хозяина искал.

О нем теперь не вспоминая,
Не прячась ночью под кустом,
Дружок примкнул к собачьей стае
И стал собачьим вожаком.

Вот как-то раз у той палатки
Остановился лимузин.
И вышел в свет пахучий, гладкий
Хозяин жизни, господин.

Петлял, виляя башмаками,
Вдохнув вонючего глоток,
Искал собаку со словами:
«Где ты спаситель мой, Дружок?

Собачья стая встрепенулась,
Зажглись огнем десятки глаз.
К Дружку звериное вернулось,
Что равносильно слову ФАС!»

Вся стая с воем на пришельца
Рванула вслед за вожаком.
И похоронка в этом дельце
Не обошлась одним венком.

Шляпу вешая на крюк,
Я услышал тихий…хрюк
В поросячьем оформлении.
Не пойму откуда звук.

Оглянулся – никого,
Кроме стула одного.
Повернул в двери защелку,
Как бы не было чего.

Глянул в зеркало, о Боже!
Там торчит свиная рожа.
А на оной плоский нос,
Весь щетиною зарос.

Изо рта торчат клыки,
А глаза, как пауки.
На висках свиные уши
Взяли голову в тиски.

До чего же мерзкий тип
Прочно к зеркалу прилип.
Ну, а я-то, между делом,
Не его ли прототип?

Я на пробу сморщил кожу.
Он немедля сделал тоже.
Значит, мерзкая свинья
Точно копия моя.

На кого я стал похож!
Не хватает в зубы нож.
Да с таким свинячьим рылом
Сразу ринусь на дебош.

Непременно свиной грипп
Учиняет перегиб.
В слове «брюки» слышу «хрюки».
Это значит, я погиб.

Все хватаются за жизнь,
Ну, и я хочу спастись.
Вызвал скорую:»Водитель,
Быстро в клинику катись!

Слушай, белоснежный врач,
Мне мурло переиначь.
Не похож на человека.
Люди думают – хрюкач».

«Волосатенко, Архип,
Где-то ты так сильно влип.
Впрочем, судя по портрету,
У тебя не свиной грипп.

Поразмысли, говорит,
У тебя внутри горит.

Потому по всей больнице
Лишь сивухою сквозит».

«Выпил я эдоровья для
И немного с похмеля.
До сих пор перед глазами
Буром вертится земля».

«Твой простой душеспаситель —
Медицинский вытрезвитель.
Вот туда сейчас и мчись,
И как следует лечись.

Укрепить здоровье чтоб,
Ешь петрушку и укроп.
А в твоем пропитом горле
Так и так микробам гроб.

Вот теперь такая жизнь —
Без нужды не суетись.
Уходя с корпоратива,
Ты свиньей не окажись.

Быть строителем с детства мечтая,
Стены класть, черепицу и толь,
Знал, трудягу всегда украшает
На руках трудовая мозоль.

Он мечтал возвести галереи
И на кухне своей антресоль.
А при виде развалин Помпеи
Возникала щемящая боль.

Но с годами мечту изнахратил,
Как костюм перелетная моль.
И на что же он время потратил,
Где ж она, трудовая мозоль?

В ресторане икру подавая,
Семгу, устриц, шпинат и фасоль,
Ощущал, как сама возникает
Под ремнем трудовая мозоль.

На пикник шел, как воин в атаку.
Видно было в бинокль и буссоль —
За троих уплетал кулебяку,
Нарастив трудовую мозоль.

На фуршет напросившись в нагрузку,
Извивался меж стульев и тел.
Уничтожив чужую закуску,
Он над фирменным блюдом потел.

Бабьим летом шашлык на природе
Подавал сильным мира сего.
Дергал все, что росло в огороде
Для себя, что важнее всего.

Шампурами умело фехтуя,
В ход пускал красный перец и соль.
И при этом всегда памятуя,
Не забыть трудовую мозоль.

Там и жил, где кормили досыта,
Аромат где шел ночью и днем,
Где со снедью стояло корыто.
Ну а он, словно флюгер при нем.

Как строитель высокого смысла,
Он забыл про свою антресоль
Потому, как арбузом повисла
Над ремнем трудовая мозоль.

Был умен, силен, все мог,
Но однажды чуть не сдох,
Потому как жесткий кризис
Захватил меня врасплох.

Где работал, ел и спал
В одночасье потерял.
Но чутью интуитивно
Я всецело доверял.

Вдруг почувствовал, вот-вот
Мне спасение придет.
Глядь в окно, а почтальонша
Заказной пакет несет:

«Мне осталось жить два дня,
Навестил бы ты меня.
Все, что я сейчас имею,
Завещаю на тебя».

Почерк бабушки узнал,
Вслух ни слова не сказал,
Посмотрев обратный адрес,
Я помчался на вокзал.

Был на месте через час,
Интерес мой не погас,
Видя, как ее хоронят.
И никто ее не спас.