Ольга Никитина-Абрамова - Просто иду…

Снежинки капелью легли у порога,

В стеклянном туннеле крича ей: "Умри!"

"Умри иль родись, только снова, как песня…"

Но слёзы прожгли разлинованный стан.

У куклы сердечко фарфором пропело

О том, что страдает от тысячи ран…

О том, что когда-то он ей не поверил,

Что сказку ему ей хотелось дарить,

Чтоб снова летать балериной по сцене

И петь под шарманку о вечной любви.

Фарфоровый блеск нарисованных глазок

И грустные речи фарфоровых губ,

Две куклы стоят на страницах из сказок,

Но вместе никак не касаются рук.

Медным драконом взлетаю, как струйка,

Голосом грозным пою свои песни,

Лучики солнца блистают в чешуйках,

Горы мне вторят крылатые вести…

Вверх, словно небо, пронзённое светом,

Быстрым зигзагом горящий мой выстрел,

Сфинксу крылом посылаю приветы,

Ветром моря я вздымаю повыше …

Тело – летящая быстрая сила,

Когти скребутся – панцирь в чешуйках,

Легкость из света входит красиво

В тело, рождённое в утренних звуках…

Только звучит моя песня с порывом

Там, где летала душа моя ночью…

Милому я оставляла мотивы

Песни небесные в горних чертогах.

Немного нам и надобно для счастья…

Уют, тепло да разговор без слов,

Чтоб понимать друг друга в одночасье

Улыбкой, тайной, что таит наш взор…

Иль жестом усмирять то штиль, то бурю,

Покой вдвоём, что дышит в унисон,

Ценить минуту, что в ладонях сдуру

Стекает тёплой струйкой на газон…

Чтоб взгляд пересекался в общей точке,

Чтоб нежность потерялась в волосах,

Чтоб пальцы целовали нежно ночкой,

Коль день закончен, сон глядит в глаза…

Астры и астры на клумбах растут…

Красные, белые, синие дети…

Я утопаю в цветочном бреду -

Под объективом твоих фото сессий…

Милый, целуй под радугой губ

Мир наш с тобою прелестный,

И хохочи от того, что я лгу,

Что я устала быть фотомоделью…

кап-кап-каплет дождь,

капает устало…

топ-топ, топает модель

по тротуарам…

если милый будет смотреть

на мою улыбку,

я устану – но пройду

под дождём с улыбкой…

Солнышко светит: скамейка и парк…

Фото тобою засвечен поспешно,

Как мне хотелось вернуться туда,

Снова смеясь объективу беспечно…

Красные астры мне мило кричат:

– В памяти юности ты безупречна…

Только тогда я была хороша,

Но для тебя и сегодня прелестна.

кап-кап-каплет дождь,

капает устало…

топ-топ, топает модель

по тротуарам…

если милый будет смотреть

на мою улыбку,

я устану – но пройду

под дождём с улыбкой…

Сердце, изношенный старый магнит,

Также всё манит меня порезвиться

В лужах весны на дорожках ланит,

Из шевелюры сплетая косички…

И целоваться с любимым, парить

В танцах, в словах, в междометиях слившись

В целость единства по имени ЖИЗНЬ,

Сколько судьбой нам отпущено в милость…

кап-кап-каплет дождь,

капает устало…

топ-топ, топает модель

по тротуарам…

если милый будет смотреть

на мою улыбку,

я устану – но пройду

под дождём с улыбкой…

Ты зеркалу, любимый, улыбнись,

И он в ответ тебе улыбкой светит,

Ты мир свой снова нежно полюби,

Тогда и радуга в окно засветит.

На пол ложатся тени от стены,

В открытое окно влетает ветер,

И дома тихо отбивает шаг часы,

И дети убежали вновь под вечер.

Минуты медленно ползут к ночи,

Усталость сладко смеживает веки,

Диван, плечо, и падают лучи

От солнца, заходящего под вечер.

Ты больше улыбайся мне, себе,

И не волнуйся понапрасну вечно,

Наш мир – он хрупок в зрелом сентябре,

И потеряться можно скоротечно.

Ненастье за окном, и ветер долго воет,

Врывается в окно и тюль с собой в проёме

Утягивает вновь, и вновь под грудью ноет.

А двери у домов от скрипа в боль исходят.

Там вся в слезах душа моя беспечно плачет,

Там девушка-мечта по подворотням скачет,

Там в "дурочкА" игра проходит столь удачно,

Что два туза в руках – и два в кармане прячут.

По улицам больным со мною дождь холодный

Бродил и моросил по клейким почкам жёлтым,

И, ноги промочив, ныряю в пасть голодной

Волчицы из тоски, шурша травою мёртвой.

Крапива по кустам темнеет в каплях рослых,

Лопух, зелёный маг, с крапивой вместе томно

Под ветром, стыд храня, целуется невольно,

Я прячу боль в глазах – ненастье для бездомных.

А ветер всё гудит – с морокой небо стонет,

Моя душа молчит – ей труден выдох словно,

И застывает ритм сердечный в клетке сонно,

И замирает миг – его глушу, возможно.

Рекой текут по белому листу

Сто нитей тонких абрисных открытий.

Я захватила тёплый плед, несу

Его, чтоб на ветру не простудиться.

И жар по коже, словно тысяч лет,

И холод мелочных зигзагов зимних,

И руки – обносившийся плетень -

Хватают точки в небе хмуро-синем.

И путь мой – одинокий путь звезды

На пепельно-холодном небе сути,

И в тишине, затянутой во льды,

Молчание что золото прелюдий.

Звенящая струна готова вмиг

Излиться в мир тугой волною звука,

Но сдержаны легчайшие персты,

В молчании сомкнуты вместе руки.

Разве может Гален быть на паперти,

В Колизее бродить среди псов?

Неважна, знать, судьба гладиаторов,

Если посох Асклепия прочь!

Что ж стоишь ты с тоскою, как каменный,

Выход в бой – на арене с косой

Смерть-подружка, нагая окалина,

Раскраснела арену собой…

Иль Гален не ножом препарирует,

Или Клавдий риторикой сыт,

Или люди врачами манкируют?

То тогда лекарей всех забыть…

На арене со смертью венчанию

Предадутся бойцы пред толпой…

–Кто спасёт их? – в ответ лишь молчание…

Жрец Асклепия ранен стрелой…

От тебя мне бежать? Где мне скрыться?

От себя не уйдёшь никуда…

Ты моя невозможная птица…

Что надсадно хрипит сгоряча:

И по клетке размахивать крыльем,

Не взлетая, а только крича:

"Дай мне хлеба… хоть крошку, дурында!

Что не видишь: зачах попугай!"

И зелёные перья летают

По блестящей поверхности дна…

Пианино стоит, умирая,

В уголке от большого окна…

Я умираю в тысячах словах и воскресаю в тысячном изъяне…

Меня словами доведёшь за край и разгрызёшь, как в паутинной яме…

И осень неба в холоде небес играет стразами на тонкой ели,

И голубая в тон игла чудес пронзает небо кисленьким щавелем…