Наталья Патрацкая - Весенние стихи. Лирика

Мы где-то были, и так долго.
Ты где-то там, я где-то тут.
Весь разговор пройдет без толку.
Любви надежды не растут.
Я не хочу тебя коснуться,
поговорила, вот и все.
Ты стал забытый мой касатик.
«Ну, позвони, привет, еще».

Город лесной, город родной,
светлый, красивый.
Солнечный весь, небом, водой,
зданиями синий.
Здания плывут, сказочный флот,
как бригантины.
Мэрия вдруг – жизни оплот —
горы все сдвинет.

Взмоет фонтан струйкой воды,
облаком влаги.
Город родной, милый как ты,
в трепетном флаге.
Вижу красу новых людей,
умных, спокойных.
Едут, идут в мир новостей
честно, достойно.

Город живой тихой водой
словно весь вымыт,
мертвой водой – в годы войны,
он будто вымер.
Выжил, родной, встал он из сел
белым и славным,
он в микросхемах прочно осел,
и в них стал главным.

Завис сосульками сугроб
под солнышком, к восьмому марта.
Он весь ажурный, словно герб,
и весь он в нишах, будто парта.
А рядом снег – лежит, как вата,
он неподвижный, он – газон,
слегка искрит, под солнцем – надо,
над ним витает сам озон.
Все осмотрела. Взгляд напротив
завис, с улыбкой на устах.
Глаза искрят, и зубы, рот ли.
Сосульки лет. В моих летах.

Родилась на Южном я Урале,
а потом жила на Иртыше.
В первый раз «люблю тебя» сказали
где-то в криворожском камыше.
Пролетают годы в Подмосковье,
где деревья машут в изголовье.

А я умею: молчать, как рыба.
А я умею: не улыбаться.
Я не умею: кричать у гриба.
Я не умею: в ногах валяться.
Я не прошу, не умоляю
и улыбаюсь в ответ на шутку.
Я даже в детстве была не Ляля
и не касалась зверей и уток.
Всегда упряма, всегда сильна я,
и пусть бывает, совсем слегла я,
но и тогда, сжимая зубы,
я говорю: «Я буду, буду!!!»

Дюймовочка сидела в орхидее,
малюсенькая, нежная она,
как будто бы участвует в спидвее
и пилотирует случайно лишь одна.
Опасный спорт. Дюймовочка кометой
по льду на мотоцикле пронеслась.
Теперь на пьедестале. Всем заметно,
что орхидея не дала упасть.

Окунись в мир солнца и тепла,
пробеги хоть зайчиком по лужам,
разбуди весеннего орла,
трепет крыльев так для счастья нужен.
И дорога станет так светла,
как глаза любовника и мужа.

Полыхнет весенняя капель
в свете отраженных канделябров,
и стряхнет усталость чудо-ель,
и сверкнет окраской милый зяблик,
и с сосулек капли, словно гель,
упадут на солнечный кораблик.

Забыла код сказать подруге,
а сотовый – не наш удел,
хожу у дома круг за кругом,
как будто нет особых дел.
Смотрю в окно и жду подругу,
вконец замерзла и ушла.
Вид из окна: под шляпкой кругом
она неспешно подошла.

Надо выслушать заданье
и обдумать тихо все,
прочертить все мысли знаний,
обсудить, что то да се.
На компьютере чертить
и на плоттер выводить.
А затем – работа цеха.
Чертежам – железный вид,
и для полного успеха
электронику всю – в них.
На приборах жизнь проверить,
и тогда в мечту поверить.

Стиральной машинке – тридцать лет,
и в Копейске про нее забыли,
Чайка мне стирает столько лет,
а ее на праздник заменили.
И Самсунг пожаловал на кухню,
и на два часа он в стирку ухнул.

***
Был телевизор – Аэлита,
был телевизор – Горизонт,
Элжи пришел, он как элита,
с экраном плоским – сладкий сон.

***
Люблю автобус с турникетом,
коль едет он, немного пуст,
когда в руках нет и пакета,
когда компостер – зубы уст.

***
Компьютер – чудо высшей лиги,
чертеж любой с ним, как из книги.

***
Не обижайте утонувший Мир,
его так вдохновенно создавали
среди КД или поющих Лир,
что от любви в работе утопали…

***
Остров – это одиночество
и отрезанность от мира.
Сам зови себя по отчеству.
Слушай тексты из эфира.

***
Модельная обувь – кусает и давит,
тонкий каблук вне машин убывает,
очень высокий каблук – он для бара,
высокая шпилька с работой – не пара.

***
Весенней грязью облил автобус,
как будто матом наполнил тубус,
как будто вновь я среди поэтов,
где критикуют за то и это.

Светлеет весеннее утро,
прозрачное утро в Москве.
И в контурах крыш очень бодро
сверкают лучи. На доске

луч света совсем не ярок,
хоть эта доска – козырек.
У утра короткие сроки,
и быстро проходит сей срок.

Пока светло-серое небо
светлее за крышей домов,
где спряталось солнце, что слепит,
а звук от машины вдруг смолк.

У утра есть звуки и солнце,
у утра есть птичий распев,
и ламп выключаемых кольца,
а звуки по лужам – припев.

Спасенье ищут в неизвестности.
А если стало все известным,
не изменяя больше местности,
вдруг закрываешь мыслей вести.

Закрылся мир, закрылись горести.
Здоровье копишь одиноко.
А может, просто дело в гордости?
Боишься грубости? Однако.