Наталья Бондаренко - Наша Светлость. Поэзия

Сиянье хитрых глаз победой блещет.
Тебя они считают дураком.
Наглец бесстыжий на других клевещет,
Являясь несомненным знатоком

Обычной человеческой натуры,
Готовой из тщеславия презреть
Все результаты умственной цензуры,
Боясь случайно все-таки прозреть.

Над пропастью вишу на волоске
И нет надежды на мое спасение.
Вся жизнь моя – как замок на песке.
Растаяла во мгле в одно мгновение.

Ты был мне первым утренним лучом.
Но прожит день, твоим теплом согретый.
Мне ночь пустая стала палачом.
А ты другую согреваешь где-то.

Скрестились взгляды как рапиры,
Дошли до сути острия.
Еще до свадебного пира
Я точно знала – я твоя.

И пусть ты родом издалёка,
Судьба тебя послала мне.
Связала крепче, чем верёвка,
Любовь, счастливая вдвойне.

Но мы о том не знали сами,
Совместных не считали дней.
То штиль сплошной, а то цунами,
Короче день, а ночь длинней.

Нисколько я не сомневалась,
Что ты – мой суженый навек
И ничего не дожидалась,
Ты – мой волшебный оберег.

Все варианты просчитали.
Нас окружала благодать.
И где бы мы ни побывали —
Все были рады нас принять.

Мы свет любви дарили людям
И веру в сказки о добре.
Как мы решили – так и будет:
Нет – ссорам, скуке и хандре!

Пусть утром мне поможет пенье птиц
Без боли пережить твою измену
И среди многих дружественных лиц
Скорее подыскать тебе замену.

Тебя благодарю от всей души
За все, что ты мне дал за эти годы
И не виню за то, что поспешил
Откликнуться на страстный зов природы.

Она пришла, когда отчаялась молиться,
Просить и плакать горько от бессилия,
И грезить чьими-то чужими лицами,
И писк пустой надежды так бесил меня.

Когда ночами планы в страхе строила,
Сама боясь и пораженья, и победы,
Задав себе вопрос простой – а стоит ли?
Не оценили мою пищу буквоеды.

Наедине с нескромным восхищеньем от
Никем не разделенных чувств, идей и мыслей,
Моря своих стихов переходила вброд,
И дым стоял в воображеньи коромыслом.

Перед тобой стою теперь в прострации.
Ни радости, ни бурных чувств иных, ни планов.
Известность, да! О дорогой Горацио,
Ведь я давно в процессе повышенья планок.

Быть подобием мыши – довольно печальный удел.
Хоть скребется на крыше, но выше уже не у дел.
Попищит из угла и укроется в собственной норке.
А в зубах у нее только крошки от высохшей корки.

Но мила, спору нет! Хвост игривый, как нить на иголке.
Сочинила сонет и пропела в двенадцать под елкой.
И гурман: по утрам по-французски съедает сыры.
Только глазки сверкают из старой мышиной дыры.

Пробили полночь старые часы
И с боем улеглись чирикать дальше.
На севере застыли в небе псы,
И нет во мне ни грамма хитрой фальши —

Я вижу то, что видно только мне:
Герои странных сказок машут шляпой,
Привидится в заснеженном окне —
Большой медведь стучит по стёклам лапой.

А гномик под столом сидит в туфле.
Наверное, совсем еще ребёнок.
Я дам ему фруктовое суфле
Для миленьких и крохотных сестрёнок.

А иногда жар-птица прилетит
И свесит хвост с большой хрустальной люстры.
Её, бедняжку, сильно удивит
Тирада говорящего мангуста,

Который невидимкою живет
В моей большой неприбранной квартире.
Он знает всех мышей наперечет,
Поскольку побеждает их в турнире.

В нём проигравший съеден без труда.
Так стали мыши тоже невидимкой.
Жестоко, да – нужна ему еда!
Теперь мышей сложилась недоимка.

Ну ладно, это пройденный этап.
Гостей незваных много в нашем доме.
Вот слышу старой кошки тихий храп —
Я говорю лишь о её фантоме.

Чудес не перечесть и не уменьшить,
И что ни день, то новое лицо.
А иногда я приглашаю женщин
Подняться в кринолинах на крыльцо.

И с ними мы танцуем под гармошку,
А гармонист – веселый и хмельной.
Смешной, чуть-чуть хромой на обе ножки.
Он Зазеркалья житель коренной.

Вот так мы и живем глубокой ночью,
Поверьте, я не сплю и не больна.
Но скучно жить обычной жизнью очень.
Я в приключенья страстно влюблена.

На вершине горы, под напором свистящих ветров,
Полу-Богом ищу муравьиные тропки людские,
Что внизу, словно ниточки, вязью сплелись от следов,
И селеньями-точками вечным узлом закрепились.

Расцветились садами предгорья из камня с песком,
И вкрапления крыш украшают просторы долины.
А вдали – корабли пенят воду в приволье морском.
Отражают насыщенность неба морские глубины.

Это Вечность застыла в пейзаже средь белого дня.
Что сегодня, что завтра – ничто не меняется в мире.
И не хочется мне никогда ничего усложнять,
И бороться за приз на извечном межлюдном турнире.

Меховыми шубками снег украсил веточки.
Ковриками белыми устелил поля.
Растрепались волосы вдохновлённых деточек—
Лепят бабу снежную в царстве Февраля.

Распищались птенчики, крылышки без пёрышек,
На худющих лапочках тёплый сапожок.
Клоунские носики – твёрдые, замёрзшие.
Дома ждет-творожится мамин пирожок.

Полно, тучки, слезы лить, сгорбившись, сcутулясь,
Вдаль неспешно плыть и плыть, горестно нахмурясь…
Всё прекрасно – даже вы, плакальщицы-вдовы.
Ваши слезы вековы, ваша жизнь сурова.
Выливаете себя на поля с хлебами.
Умираете не зря – жизнь приходит с вами.

Цветут цветы зеленым ярким цветом,
Ковром цветущим, иногда – букетом,
Меж листьев белых и на стеблях белых —
Зеленые как истый изумруд.

Осталась позади борьба понятий,
Плато асфальтовых дорожных вмятин
И грозный рев автомобилей беглых,
И пыльный придорожный яд-фастфуд.

Хороший друг припас бутылку рома.
Нам не страшны теперь удары грома.
Погаснувшей звезды полет напрасный —
Всего лишь признак лишней суеты.

Но нам всегда чего-то не хватает
И счастье одуванчиком слетает.
Наш мир жестокий, грустный и опасный,
Несёт напасти головам седым.