Павел Фёдоров - Видение Анастасии

– И что дети действительно пропадали?

– Ну да было такое, только я думаю, что Всеволод здесь совсем не при чём. Кто-нибудь утонул, сразу Всеволод виноват, заблудился, тоже он, а уж если что-то с ребёнком случилось, пусть даже совсем уж видно, что по собственной вине, то всё равно это Всеволод сделал, всё на него валили.

– Ну не спроста же его боялись, просто так ничего не бывает, значит было за что?

– По правде сказать я и в самом деле думаю, что он действительно обладал некой силой, от Природы что ли. Как-то заболел у нас пастух. А пастух был знатный, такого сыскать не сыщешь, люди за свою скотину на него можно сказать молились. Так вот совсем не понятно, как могло с ним такое приключиться, но провалился он один раз в болото. На благо были люди неподалёку услышали, как кто-то кричит, насилу вытащили. Потом всё говорили, что его кто-то насильно тянул в трясину, трое здоровых мужиков еле справились. Вытащить то его вытащили, а он лежит и почти не дышит. Глаза закрыты, весь холодный и трясёт его безостановочно так мелко-мелко. Уже всё испробовали, и сами, как могли, и врач из города приехал, да всё без толку. Всё село вокруг его дома собралось и ждут, что будет. Женщины плачут, мужики что-то про себя в стороне обсуждают. Мы-то дети ещё плохо что понимали, но тоже чувствовали, что это общее горе. Врач вышел, сказал, что ничего поделать не может и не знает, как помочь, прописал лечение, но предупредил, чтобы не очень надеялись, умрёт пастух, не сегодня так завтра и уехал. Вот тогда я и услышал, как тихо пошёл говор, что делать нечего, но надо звать Всеволода. И тишина такая наступила, тяжёлая, обречённая. Всех детей сразу по домам забрали. А мать всё плакала, ведь мой отец должен был идти к Всеволоду, только он один знал, где тот живёт. Она всё причитала, что погубит он тебя, ведь заплатить ему надо будет, без платы ничего делать не станет, а что он потребует, вдруг сына нашего возьмёт? Ну меня в другой комнате спрятали и даже на замок закрыли, больше я ничего не слышал, но не мог уснуть, всё прислушивался, как отец ушёл, всё ждал его, но потом заснул. Три дня меня взаперти держали, даже в окно не давали выглянуть, слово сказать. Вот на всю жизнь запомнил то состояние чего-то настолько сильного и грозного, вот прямо всем своим существом чувствовал, что что-то здесь есть или кто-то. Потом никогда со мной такого не было, а тогда прямо сидел на лавке, не шевелясь и даже дышать…, ну не то что бы боялся, нет, а вот эта гнетущая тишина, представляешь, ведь даже петухи молчали, скотина молчала, все молчали, тишина вокруг, абсолютная… и в груди такая тяжесть, прямо не выпрямиться, так ведь, наверное, все чувствовали эту силу. А потом как прорвало, всё сразу ожило, петухи кричат, коровы мычат, ветер такой поднялся, гуси крыльями хлопают, гогочут, стрижи носятся, в общем сумасшедший дом. Все сразу к дому пастуха и тоже кричат зачем-то, а он сидит на кровати, слабый такой, бледный как Смерть, худой и улыбается. Я его таким и запомнил на всю жизнь, в каждой его черте на лице радость, счастье, сидит улыбается и плачет. Месяца два его выхаживали, пока не окреп, встал и снова пошёл, работать начал.

– И что заплатили Всеволоду? Или так помог?

– Да можно сказать что заплатили, да. Стали приносить к нашему дому кто курицу, кто яблоки, масло, яйца…, ну кто чего мог и всё складывали у нашего дома, мол чтобы мой отец всё это, как плату, что ли, или благодарность значит от людей, отнёс Всеволоду. Целую телегу нагрузили, ну и что делать отец поехал к Всеволоду. Один поехал, никого не взял с собой. Два дня его не было, а люди всё выходили на дорогу и ждали. Я утром проснулся во двор вышел смотрю отец сидит на скамейке у дома, а мать к нему прижалась, держит его так крепко за руку и оба на меня смотрят, но как-то внимательно, как будто что-то сказать хотят. Я рядом сел с отцом, он обнял меня, прижал к себе и молча так долго сидели.

– Принял значит плату.

– Не знаю можно ли об этом говорить, – старик замялся, руками по коленям трёт себя, – да, впрочем, наверное, уже ничего не случится, дело в том, что рассказал мне всё пастух потом. Мы мальчишками всё время за ним увязывались, интересно с ним было. На дудке играл, сказки нам рассказывал, шебутной такой был, немного не в себе, с животными разговаривал, на перёд всегда знал какая погода будет или что может случиться у кого. Как-то раз, да уже несколько лет прошло, после того случая, пошёл я с ним один. Долго так ходили и всё кругами, не знаю почему, пока наконец он не сел под берёзой. Коровы разбрелись кто куда. Я его тогда всё спрашивал, чего это с ним, я же видел, что он идёт просто так, не разбирая дороги, как будто не видит куда идёт, или кто-то вёл его за собой. А он сел под деревом и вдруг плакать начал. И так сильно плачет, прямо как испугавшийся ребёнок. Я даже перепугался поначалу, хотел уже кого-нибудь из взрослых позвать. А он вдруг и говорит мне: в аду я побывал, чертей видел, огонь, реку видел и людей, что там маются. Сидит, руками слёзы утирает, ну впрямь как малое дитя и рассказывает. Меня кто-то настойчиво звал, я и пошёл на зов к болоту, причём голос чей-то знакомый. Подхожу к трясине никого и вдруг как будто меня туда прямо толкнули, я свалился в трясину и никак не выбраться, тащат снизу как руки оттуда всё равно, я начал кричать, а сам вниз всё проваливаюсь и проваливаюсь, а потом провалился вниз как в пропасть, а вокруг темно и душно очень. И сразу оказался в аду, всюду люди бродят как без ума, не видят ничего и не понимают где они и что с ними. Жарко, повсюду огонь снизу пробивается красный такой с чёрным дымом, смрад, и злые такие черти, ужасные с виду и очень жестокие. Я перепугался так, всё спрашиваю, куда идти надо чтобы выйти от сюда, а все молчат и как слепые тыкаются друг в друга, не слышат ничего и не понимают. Вдруг меня с огромной силой понесло куда-то и вижу река течёт, но не вода в ней, а что-то вязкое и смрад повсюду, я задыхаться начал и кричать. Вдруг прямо передо мной за рекой идёт какой-то старик, огромный такой, волосы длинные чёрные и борода тоже чёрная длинная. Что, спрашивает, ты кричишь? Я ему говорю, что я домой хочу, мне страшно здесь. Никуда ты отсюда уже не уйдёшь, потому что отсюда нет выхода, ты сам сюда пришёл, потому и останешься навсегда. Вдруг вижу по берегу ещё один старик какой-то идёт, в серой такой поношенной одежде сам весь белый и борода такая же как у того за рекой только совсем белая и так палкой от чертей отмахивается, знаешь, как от собак, а они сторонятся его и видно, что боятся, но не отходят далеко, а за ним идут. Подошёл он ко мне, встал рядом и начался между ними очень странный разговор, я до сих пор не понимаю о чём они тогда говорили, но он как будто записан в моей памяти навсегда.

Говорит: Что ж ты обманываешь людей, разве Человек не сам только может к тебе спуститься? Нарушил якобы этот старик, какой-то их договор. А тот отвечает, что не нарушал, а нашёл он оказывается того, кто должен был прийти к нему сам по доброй воле. И бросил в реку какие-то металлические значки, те как вспыхнут в зелёном огне и распались на искры в разные стороны. Глаза его при этом горят как угли и такая ненависть от него исходит и ко мне и к этому старику. Белый старик ему и отвечает: что значит исполнилось задуманное, проявлено значение, а потому он в праве забрать меня.