Марина Цветаева - Мне нравится, что Вы больны не мной…

Ребенку – такая судьбина?

Ведь русская доля – ему…

И век ей: Россия, рябина…

24 августа 1918

Что другим не нужно – несите мне:

Все должно сгореть на моем огне!

Я и жизнь маню, я и смерть маню

В легкий дар моему огню.

Пламень любит легкие вещества:

Прошлогодний хворост – венки – слова…

Пламень пышет с подобной пищи!

Вы ж восстанете – пепла чище!

Птица-Феникс я, только в огне пою!

Поддержите высокую жизнь мою!

Высоко горю и горю до тла,

И да будет вам ночь светла.

Ледяной костер, огневой фонтан!

Высоко несу свой высокий стан,

Высоко несу свой высокий сан —

Собеседницы и Наследницы!

2 сентября 1918

Я счастлива жить образцово и просто:

Как солнце – как маятник – как календарь.

Быть светской пустынницей стройного роста,

Премудрой – как всякая Божия тварь.

Знать: Дух – мой сподвижник, и Дух – мой вожатый!

Входить без доклада, как луч и как взгляд.

Жить так, как пишу: образцово и сжато, —

Как Бог повелел и друзья не велят.

22 ноября 1918

Тебе – через сто лет

К тебе, имеющему быть рожденным

Столетие спустя, как отдышу, —

Из самых недр – как на́ смерть осужденный,

Своей рукой – пишу:

– Друг! Не ищи меня! Другая мода!

Меня не помнят даже старики.

– Ртом не достать! – Через летейски воды

Протягиваю две руки

Как два костра, глаза твои я вижу,

Пылающие мне в могилу – в ад, —

Ту видящие, что рукой не движет,

Умершую сто лет назад.

Со мной в руке – почти что горстка пыли —

Мои стихи! – я вижу: на ветру

Ты ищешь дом, где родилась я – или

В котором я умру.

На встречных женщин – тех, живых, счастливых, —

Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:

– Сборище самозванок! Все́ мертвы вы!

Она одна жива!

Я ей служил служеньем добровольца!

Все тайны знал, весь склад ее перстней!

Грабительницы мертвых! Эти кольца

Украдены у ней!

О, сто моих колец! Мне тянет жилы,

Раскаиваюсь в первый раз,

Что столько я их вкривь и вкось дарила, —

Тебя не дождалась!

И грустно мне еще, что в этот вечер,

Сегодняшний – так долго шла я вслед

Садящемуся солнцу, – и навстречу

Тебе – через сто лет.

Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье

Моим друзьям во мглу могил:

– Все́ восхваляли! Розового платья

Никто не подарил!

Кто бескорыстней был?! – Нет, я корыстна!

Раз не убьешь, – корысти нет скрывать,

Что я у всех выпрашивала письма,

Чтоб ночью целовать.

Сказать? – Скажу! Небытие – условность.

Ты мне сейчас – страстнейший из гостей,

И ты окажешь перлу всех любовниц

Во имя той – костей.

Август 1919

Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!

Взойдите. Гора рукописных бумаг…

Так. – Руку! – Держите направо, —

Здесь лужа от крыши дырявой.

Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,

Какую мне Фландрию вывел паук.

Не слушайте толков досужих,

Что женщина – может без кружев!

Ну-с, перечень наших чердачных чудес:

Здесь нас посещают и ангел, и бес,

И тот, кто обоих превыше.

Недолго ведь с неба – на крышу!

Вам дети мои – два чердачных царька,

С веселою музой моею, – пока

Вам призрачный ужин согрею, —

Покажут мою эмпирею.

– А что с Вами будет, как выйдут дрова?

– Дрова? Но на то у поэта – слова

Всегда – огневые – в запасе!

Нам нынешний год не опасен…

От века поэтовы корки черствы,

И дела нам нету до красной Москвы!

Глядите: от края – до края —

Вот наша Москва – голубая!

А если уж слишком поэта доймет

Московский, чумной, девятнадцатый год, —

Что ж, – мы проживем и без хлеба!

Недолго ведь с крыши – на небо.

Октябрь 1919

16

Восхи́щенной и восхищённой,

Сны видящей средь бела дня,

Все спящей видели меня,

Никто меня не видел сонной.

И оттого, что целый день

Сны проплывают пред глазами,

Уж ночью мне ложиться – лень.

И вот, тоскующая тень,

Стою над спящими друзьями.

17–19 мая 1920

17

Пригвождена к позорному столбу

Славянской совести старинной,

С змеею в сердце и с клеймом на лбу,

Я утверждаю, что – невинна.

Я утверждаю, что во мне покой

Причастницы перед причастьем.

Что не моя вина, что я с рукой

По площадям стою – за счастьем.

Пересмотрите все мое добро,

Скажите – или я ослепла?

Где золото мое? Где серебро?

В моей руке – лишь горстка пепла!

И это все, что лестью и мольбой

Я выпросила у счастливых.

И это все, что я возьму с собой

В край целований молчаливых.

18

Пригвождена к позорному столбу,

Я все ж скажу, что я тебя люблю.

Что ни одна до самых недр – мать

Так на ребенка своего не взглянет.

Что за тебя, который делом занят,

Не умереть хочу, а умирать.

Ты не поймешь, – малы мои слова! —

Как мало мне позорного столба!

Что если б знамя мне доверил полк,

И вдруг бы ты предстал перед глазами —

С другим в руке – окаменев как столб,

Моя рука бы выпустила знамя…

И эту честь последнюю поправ,

Прениже ног твоих, прениже трав.

Твоей рукой к позорному столбу

Пригвождена – березкой на лугу

Сей столб встает мне, и не рокот толп —

То голуби воркуют утром рано…

И все уже отдав, сей черный столб

Я не отдам – за красный нимб Руана!

С.Э.

Писала я на аспидной доске,

И на листочках вееров поблёклых,

И на речном, и на морском песке,

Коньками по́ льду и кольцом на стеклах, —

И на стволах, которым сотни зим,

И, наконец – чтоб было всем известно! —

Что ты любим! любим! любим! – любим! —

Расписывалась – радугой небесной.

Как я хотела, чтобы каждый цвел

В века́х со мной! под пальцами моими!

И как потом, склонивши лоб на стол,

Крест-накрест перечеркивала – имя…

Но ты, в руке продажного писца

Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!

Непроданное мной! внутри

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Второе и третье стихотворения цикла обращены к О. Мандельштаму. – Примеч. сост.