Роман Перельштейн - Костер Померанца и Миркиной. Эссе, лекций, стихи

21 сентября 2018 года после продолжительной болезни ушла из жизни духовный поэт Зинаида Александровна Миркина. Непревзойденный переводчик, яркий публицист, выдающийся лектор, блистательный эссеист, крупный религиозный мыслитель – она оставила неизгладимый след в душах своих почитателей и последователей. Миркина и ее покойный супруг, российский философ Григорий Соломонович Померанц, стоят особняком в отечественной культуре, но находятся в ее лоне. Я бы сравнил их с маяком, на который культура, любая культура, должна ориентироваться, чтобы держаться своих небесных корней.

Творчество начинается с ограничения, находит продолжение в свободе и не имеет завершения в служении. Поэзия Миркиной и есть служение в чистом виде. Источник, питающий такую поэзию, неисчерпаем. Чему же служит поэт, отринувший самовыражение и вставший на путь самоотвержения, самоиссякания? Он служит тому, что превышает его разумение, но никогда не разминётся с тайной его сердца. Зинаида Миркина погружает читателя в эту тайну, общую для всех; тайну, которая связывает нас друг с другом.

Мы все понесли невосполнимую утрату. Но остались книги, лекции, фильмы, посвященные чете мудрецов, жив их семинар. Померанц и Миркина как духовный феномен представляют собою единое целое, и при этом они удивительным образом дополняют друг друга. Их мысль трезва, их откровения крылаты.

Начиная с девяностых годов Миркина выпустила семнадцать поэтических сборников, каждый из которых тут же становился событием. Сейчас к изданию готовится новый, завершающий сборник. Символично его название: «Открытая дверь». Зинаида Александровна и была открытой дверью. Она обладала небывалым даром полносердечия. Я уверен, что без таких «стержней», как Миркина и Померанц, ни одна культура не устоит, она просто рассыпется, распадется на куски. Такие люди торят дорогу в небо. Внешне они остаются людьми светскими, внутри – глубоко религиозны. Но их религиозность никого не подавляет, потому что она светла и тиха.

Зинаида Александровна покинула нас на 93-м году, Померанц прожил на два года больше. Одно из их наставлений звучало так: «В России надо жить долго».

Вечная память Зинаиде Александровне. Своими стихами она открыла в нас такую внутреннюю тишину, в которой вызревают жизнестойкие зерна добра и света.

В чем состоит уникальность поэтического творчества Зинаиды Миркиной? В нем отсутствует эволюция. В стихах шестидесятых годов уже открыто то месторождение смыслов, уже услышана та внутренняя музыка, которой Миркина будет верна всю свою жизнь.

В девятнадцать лет на даче она увидела ель, унизанную каплями дождя. Луч пробил тучу, и ель засияла тысячами солнц. И произошла встреча с самою Собой. Душа сбылась. Все стихи Миркиной – это светящиеся капли на той легендарной ели. Глаз может выхватить крупные капли – ошеломляющие, порою не заметить мелкие, какие-то из них посчитать очень похожими, но в каждой капле, в каждом стихе заключена вся отныне неделимая душа.

Безусловно, стиль Миркиной шлифовался. Ее муж и единомышленник российский философ Григорий Померанц был первым слушателем ее стихотворений и поэм, и слушателем весьма взыскательным. Не всё принималось, многое и по нескольку раз переписывалось, но взятому курсу поэт уже не изменял.

Словарь Зинаиды Александровны аскетичен, метафоры не броски. Слова, как указатели на то, что стоит за ними, и не должны пленять воображение, но они способны преобразить душу. У Миркиной огромная читательская аудитория, и это само по себе чудо, потому что Зинаида Александровна никогда не надеялась на то, что ее стихи услышат, что они окажутся востребованы. Стихи-псалмы, стихи-молитвы вовсе не стоят особняком от столбовой дороги русской поэзии, они оригинальнейшим образом углубляют ее русло. Миркина поэт религиозный, но заносчивое доктринерство и показное благочестие напрочь отсутствуют в ее текстах. Ее поэзия – это разговор не о Боге, а с Богом, отсюда ровное, глубокое дыхание стиха. Памятны такие миркинские строки: «К чему ни звала бы эпоха / Зов вечности в сердце не стих – / Важнее глубокого вдоха / Не знаю я дел никаких». И как часто в современной поэзии вдох подменяется вздохом. Пишущий вздыхает по себе, о том, что безвозвратно потеряно. Ничего худого в подобном сетовании нет, но когда оно превращается в кредо, становится как-то неловко.

Даже в последних стихах Зинаиды Александровны, а она писала их, когда была уже тяжело больна, нет ностальгии по прошлому, нет пеней и жалоб. Она до последнего дня оставалась живой, именно жила, продолжая открывать в себе небо.

Подражать Миркиной невозможно, но можно причаститься ее творчеству, можно разделить с Зинаидой Александровной воспетую ею безграничность нашего сердца. А больше всего она хотела бы, чтобы мы полюбили то, что так любила она, – самое главное в нас, то, что не эволюционирует, не меняется, вечное в нас, незыблемое, бессмертное, то, чему нет ни начала, ни конца.

«Слово – только намек на истину, лежащую по ту сторону слов…» 38 38 Померанц Г.С., Миркина З.А. Великие религии мира. М.: Издательский дом Международного университета в Москве, 2006. С. 148. . Мысль эта для Померанца и Миркиной заветная. Она проходит красной нитью через их совместную книгу «Великие религии мира». Наши мудрецы предлагают представителям всех вероисповеданий встретиться в сердце Бога. А это такое место, где нет ничего, кроме любви.

Слово евангелист Иоанн уподобляет Богу. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). Но тогда что же такое слова? Те слова, что лишь намекают на истину. Я бы сравнил их со строительными лесами. После того как постройка возведена и фасад оштукатурен, каменщики разбирают леса. Конечно, не нужно понимать сказанное буквально. Никому не придет в голову менять порядок слов в молитве. Но слова, когда они перестают рождаться в сердце, начинают умирать и, как сказал поэт, «дурно пахнуть».

«Слово было Бог». И вот Бога, как некую скалу, мы окружаем своим пониманием. Мы оплетаем Его паутиной прогибающихся мостков, разборных стоек и шатких перил, забыв, что это скала, а не дело наших рук. Если бы скала, оплетенная строительными лесами слов, исчезла, хотя, конечно, это невозможно, то остались бы только многоэтажные и хрупкие конструкции нашего ума.