Наталия Журавлёва - Житейские истории. Отражение жизни в стихах

Взлетала вверх ко лбу его рука,
О чём-то губы узкие шептали.
На лике, схожем с мордочкой хорька,
Следы порока явно проступали.

Она ж, его увидев, не могла
И думать о молитвах и о Боге.
Улыбки, взгляда от него ждала,
Подай он знак – ему б упала в ноги.

А он женат, семьёй обременён:
Тремя детьми, супругою дебелой.
И не взглянул на бледный профиль он:
Позор – её. Ему какое дело?

…Гудели ноги, затекла спина,
Тяжёлый запах стлался от кадила.
Неслышно охнув, рухнула она,
Глаза в изнеможенье закатила.

И в сторону шарахнулся народ,
Испуганный внезапностью паденья.
И вопль раздался: «Ну, держись, урод!
Молись, поганец, о своём спасенье!»

К любовнику-хорьку метнулась тень,
И обернулась явь ночным кошмаром:
Упал он навзничь, не дожив свой день,
Сражённый точным ножевым ударом…

Без чувств лежала на полу она,
Врач трогал пульс, оттягивал ей веки:
«Тому бедняге помощь не нужна,
Душа его покинула навеки».

Визжали дамы, суетился врач
Над девушкой… Лицо закрыли трупу…
Рыдал в руках полиции палач —
Её братишка – юный, жалкий, глупый.

Взирал с иконы скорбный Божий лик,
В сердцах читая, как в открытых книгах:
Кто духом нищ, а кто душой велик,
Один – пречист, другой – в грехах-веригах,
Кто честь блюдёт, чьи помыслы грязны —
Ему открыты все людские тайны…
За всё ответят дщери и сыны!
И потому глаза Его печальны.

Вы пели о своей любви и грусти:
Вас выдавала бледных пальцев дрожь.
И кто-то, словно пулю, сплетню пустит —
Коварны люди, что ты с них возьмёшь…

За странный выбор Вас корить не смею,
Не закричу «ату её, распни!»
Любовь – болезнь, и Вы болели ею,
Отвергнув помощь друга и родни.

А я всегда хотел быть рядом с Вами,
Но Вы в слезах взывали не ко мне,
Любви молили жалкими словами,
В беде своей сгорая, как в огне.

Срывался голос, и дрожали пальцы:
Любовь отверг он, как нелепый вздор…
Покой и счастье – вечные скитальцы —
Забыли путь к Вам с тех печальных пор.

«Бейте ведьму! Бейте, люди!» —
Машет палками толпа,
По чужой указке судит:
Ярость глупая слепа.
«Ведьма! Ведьма! Бейте ведьму!» —
Тащат силой из дверей…
И горит на солнце медью
Ворох спутанных кудрей.
И горят на белой коже
Палок алые следы…

Вразуми заблудших, Боже,
Отведи их от беды!

Врачевала безотказно
Баб, детей, свиней, коров
От болезней и от сглаза —
Нет в деревне докторов.
Ночью зимней, днём весенним,
Стиснув зубы, и в слезах
По тропинке за спасеньем
Шли с надеждою в глазах.
Горе к сердцу принимала,
Сторонилась «чёрных» дел:
На её счету немало
Душ излеченных и тел.
Поднимала из разрухи
Веру в жизнь, добро и свет.
Шли со всех концов к старухе…
А старухе – сорок лет.

Родилась в лесном домишке,
Мамка вскоре померла.
И тех пор семьёй малышке
Бабка старая была.
С ранних лет учила внучку
Всем премудростям она:
Через ласку или взбучку
Познавала та сполна
Силу трав и тела слабость,
Благодарность и хулу,
Горечь слёз, молитвы сладость —
Обучалась ремеслу.
Став постарше, собирала
В книгах знания нектар,
И спокойно умирала
Бабка: есть у внучки дар!

Сильный дар! По воле Божьей
Видеть скрытое могла:
Люди с болью, страхом, ложью
Перед ней – как из стекла.
И боялись, не любили,
И шептали за глаза
То ли сказки, то ли были
С тайной верой в чудеса.
А когда случалось чудо,
И беда терпела крах,
Осторожно, как Иуда,
Начинал работу страх.
Сеял зёрна опасенья:
«Ведьме вверился, дурак!» —
Словно не было спасенья,
И старуха – злейший враг.

А с чего погрызли крысы
Ларь с мукой, и хлев дал течь,
Слёг в горячке Федька лысый,
Что грозил колдунью сжечь?
С градом туча налетела,
И овёс побило весь.
Чует сердце: плохо дело,
Ведьмин морок виден здесь!
И ночами воют волки
Лишь у нас – нигде окрест!
Ходят слухи, кривотолки
С неизменным: «Вот те крест!»

Доверительно и в ссоре,
Зная слабые места,
Воскрешают боль и горе
Ядовитые уста.
Всходит семя подозрений,
Расцветают бред и вздор,
И, пылая от «прозрений»,
Злую ведьму ищет взор.
Гнев и страх горят, как порох,
Подчиняют слабый дух…

…И кудрей червонный ворох
Кровью тёмною набух,
И растерзано исподне,
Жизнь сочится из прорех…

Страшно ждать Суда Господня!
Кто отпустит этот грех?

«Стойте, люди! Стойте!»
Поздно…
Вечно им брести во мгле,
Волчьим воем выть бесслёзно,
Свет утратив на земле.

Сложная секстина на две рифмы.

Я Вас люблю. Мечталось мне вначале
Забыть себя и жить во имя Вас,
Делить все Ваши беды и печали,
Быть с Вами каждый Божий день и час,
Но Вы меня совсем не замечали,
И мимо шли, не поднимая глаз.

Глядел на мир луны унылый глаз,
Молилась я… На ощупь шла вначале,
Старалась, чтоб вокруг не замечали,
Как слепо, глубоко люблю я Вас.
Одна была я каждый день и час:
Мне некому открыть мои печали.

И дальний лес, и голый луг в печали,
Завяли клумбы, не ласкают глаз,
Алеют облака в закатный час…
Глотала слёзы молча я вначале,
Когда другие увлекали Вас,
А Вы мою любовь не замечали…

Как долго Вы меня не замечали!
Вы жили без любви и без печали,
И я когда-то так жила без Вас…
И соль текла из воспалённых глаз:
Сложна любовь, и боль – в её начале.
Взаимности ещё не пробил час.

Я у окна стою в рассветный час.
Чтоб Вы тоску мою не замечали,
Смеялась и шутила я вначале,
И Вы меня не видели в печали,
Не видели моих молящих глаз:
Не поднимала я глаза на Вас…

Теперь всё изменилось. Я для Вас
Не кукла – развлечение на час,
С блестящею лазурью вместо глаз.
Хочу, чтоб знали все и замечали:
Любовь сумела излечить печали,
Я – Ваша жизнь, и мы – в её начале.

Вначале Вы меня не замечали,
Но все печали смёл желанный час:
Свет Ваших глаз мне всё сказал за Вас.

Ждала Вас до зари…
Горели щёки ало.
Катились слёзы свеч…
Я всматривалась вдаль.
Пылали фонари,
но мне темнее стало,
Не согревала плеч
наброшенная шаль.

Ваш путь был одинок,
и мой печален тоже.
Два сердца, две души
тоскою взяты в плен.
И вспыхнул огонёк
меж нами волей Божьей,
Но Вас любовь страшит
сильней, чем смерти тлен.