Array Антология - Зимние сны

Мне пришлось приложить немало усилий, дабы не заржать жеребцом, вспомнив приятеля, сумевшего прочесть эти строки без пафоса: «Чтоб джинсы трещали в паху». Были две причины, заставившие меня наступить на горло собственному смеху: Гроза ещё недостаточно владела русским, но уже достаточно мной. Это исключало всякие «гусарские» шутки, которые пришлось бы долго и нудно растолковывать, видя в «грозовых» глазах неземную тоску и слышать вздох о том, что где-то есть другая жизнь. Вот, что значит иметь дело не просто с биологом, а астро. Остро чувствует и ещё острее пронзает моё сердце фразой-шпагой: «Я так верю в тебя, что тебе ничего не остаётся, как стать гением». А мне хотелось просто жить. Зачем узнавать новое, пугающее своей новизной, неизведанностью? Куда спокойнее вернуться к успокаивающим излюбленным повторениям. Разве в буре есть покой?

В утробе неба слабо светился зародыш солнца.

Милосердный дождь аккомпанировал звукам моего рояля. Я исполнял для неё свои старые, известные всем мелодии. Но трепета её души не чувствовал. Тогда рискнул сыграть что-то новенькое. Гроза вдруг встрепенулась, подняв голову к люстре и, превратив глаза в брызги хрустального света, спросила: «Это Бизе?» Ничего более унизительного в своей жизни мне не приходилось слышать.

– Если имеешь в виду пирожное на блюде, то угадала, – закипая, ответил я.

– Нет, я думаю о Жорже Бизе. Невозможно сопротивляться покоряющей прелести его музыки.

Мне жаль, что, умерев так рано, в 36 лет, он не узнал, что его «Кармен» покорила мир. «Черт возьми, а меня ей не жаль доставать своим Бизе?» – подумал я, теряя голову. Не разряжаясь раздражением, любезно, до приторности, ответил:

– «Кармен» – не его. Ты, конечно, мне не поверишь и помчишься в Национальную библиотеку Франции в поисках истины. Я тебе помогу. Посмотри оригинал гитарной пьесы испанского композитора Себастьяна Ирадиера, и ты сама убедишься, что Жорж Бизе её полностью содрал. Не надо так переживать, лучше вспомни нашу поездку на Кубу. La Habana (исп.) – днём и ночью живущая музыкой. Очень естественно твоя походка превратилась в танец, потому что в Гаване даже камни мостовой стонали от страстной музыки любви. «Хабанера» – само название указывает на место рождения. Темперамент ритма музыки далёк от тишайшего Буживаля Бизе, где мухи дохли на лету от липкой скуки.

– Если это плагиат, то гениальный, – не сдавалась Гроза, молниеносно совместив несовместимое.

– Плагиат, моя дорогая, в переводе с латинского звучит как воровство, кража, грабёж, жульничество в присвоении авторства.

– А может быть, это испанец вдохновился Бизе? – победоносно произнесла Гроза, сверкнув застёжкой-молнией.

– К сожалению, Себастьян Ирадиер покинул этот мир на десять лет раньше рождения «Кармен».

В воздухе запахло грозой. Но Гроза умеет выходить сухой из воды. Стоит ей взглянуть на небосвод, и тут же безумие представляется благоразумием, выливаясь в неплохой ответ.

– В опере «Кармен» помимо «Хабанеры» есть ещё и «Цыганская песня» и много всего волшебного.

Скажи честно, это Бизе сотворил сам?

– Нет. С Божьей помощью.

Она облегченно вздохнула, и отблеск внутреннего сияния отразился в глазах. Мне даже захотелось напеть что-нибудь из «Кармен», но слова не подходили. А может, вовсе обойтись без слов, без славы и лавров?

Гроза открыла маленькую сумочку, набитую необыкновенными мечтами, вернее вещами, и достала скромный белый платочек. Смахнув им потные нотные капельки на моём лице, вдруг одарила звёздным поцелуем. Comment ne pas perdre la tête?

(«Как не потерять голову»… строка известной французской песни.)

Светлое румяное утро. Безмерная синь неба. По запутанным, как жизнь, улочкам старого Парижа мы бродим с Грозой. На мне – элегантная мужественность, у неё – женственные вопросы.

– Тебе не кажется, что Париж – это приманка, дающая надежды на постижение чего-то непостижимого?

– Согласен. Это ловушка, вроде тебя.

– Париж, как и ты, не имеет соперников.

– Париж, как и ты, снисходителен к слабым.

Гроза заразительно смеётся. Она всегда открыта для острой, дерзкой мысли и удачной шутки. Быть рядом с ней постоянное испытание – искушение. А соперник у меня есть: серьёзный и блистательный. Самый большой в мире телескоп с монолитным зеркалом. Находится он на Северном Кавказе, в какой-то дыре, вернее, горе: Нижний Архыз. Даже не верхний! И вот туда ей надо позарез. Проверить свои научные гипотезы. Ведь Гроза не просто биолог, а астро, да ещё и с амбициями. Что можно увидеть в телескоп? Наличие биопродуктов на других планетах? Если бы она пожелала выйти в открытый космос, кто бы волновался. Так нет, ей надо в Черкесскую республику! Ничего не смысля в телескопах, но хорошо зная менталитет кавказских джигитов, я уговаривал Грозу отказаться от поездки, объяснив, что по своему политическому статусу, я не имел права её сопровождать. Но кто может остановить Грозу? Ведь у неё всё легко и просто (любимое слово). «Любовь – это так просто», – проговорила она, сообщив мне о своём увольнении из научно-исследовательского института и готовящейся одиссее на Кавказ. Моя беда в том, что я не могу думать, как французы и понимать, как они думают.

Тяжесть предстоящей разлуки была тяжелее моих гантелей. Накачивая мускулы, выкачивал непосредственность молодости, заставляя себя «просто» улыбаться, отвечая на её «простые» вопросы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сергей Крикалёв – последний советский космонавт, который в 1991-м году, во время прекращения существования СССР находился в полёте, вернувшись уже в, по существу, новую страну.

Деревня в Нормандии, где жил и работал художник Клод Моне.

«Летающий верблюд» – роман В.Загреби, «Плач-парад» – видеозвуковая композиция, созданная на основе его стихов и существующая в нескольких версиях.