Illia Bolokhov - Storona

В своей же
тихой
комнатушке
Євген
читает
перед сном,
Лежит
с планшетом,
на подушке
С Сосюрой он
давно знаком.
Из интернета
его
книги
Бесплатно,
как
«пират» качал,
Законы авторские
лихо
Он с каждым
кликом нарушал.
Да пусть же,
сам
не бедный парень
И может ведь
продукт купить.
Но он
качает,
шля
всех
в баню,
За крик души
нельзя платить.
Его отец
Андрій
всё учит,
Что деньги ну́жны
и творцам,
Но ведь Сосюра
не получит,
Прибыток весь,
давно он там…
Сегодня всё
гребет издатель,
Хотя опять,
как посмотреть?
Ведь он
раскручивает знатно,
Ведь он —
печать и правок плеть.
Любое дело,
что правдиво
Уходит в бизнес,
на поток.
Рискует быть
не справедливым
Для многих
это
как порок.
Но сам Євген,
всё понимая,
Читает ночи
напролет
И книги
все равно
качает,
И в баню,
дальше,
всех там
шлет.
Сейчас же
думает
парнишка
О том,
что видел
этим днем.
Урок истории
и книжка
Тараса, что
зажгла огнем.
Отец —
его
командировки
Печальный мамин
томный взгляд,
И злость
кипит
еще в ребенке,
Но не понятно
– что да как?
Євген согласен
с тем, что учат
Про Украину
долг учтет,
Но все ж
его
другое мучит
Соревнований
дух зовет.
Весною
будет
выступленье,
А тут уже
пришел мандраж,
Євген
прищурит же
волненье:
Нагрузка,
труд —
и вот кураж.
Со сладкой мыслью
о победах,
Что ждут его
там
впереди,
Он засыпает
в теплом пледе.
Стремясь
ко млечному
пути.

И звезды
холодом
полощут,
Их свет
– далекая волна,
Что освещает
наши рощи —
Цивилизаций
пелена.
Огни
небесные
предвзято
На люд
не выродят
смотреть,
Им все равно
на медь и злато,
На наши судьбы
– жизней сеть.
Ведь каждый миг
одной
планеты
Вмещает много
разных
дел:
Вот он уснул,
а кто-то где-то
На поезд
важный
не успел,
А кто-то в это же
мгновенье
Сгорает
в пламени войны.
Но не нужны
звезде томленья
Все звезды
так же
холодны.
Вот
освещают там
Євгена,
Но в то же время
и они
Лучом бросаются
мгновенно
На мир других,
другие дни.
И звезды видят
Львов прекрасный,
И видеть могут,
и Донецк,
Вот в этом
городе контрастном
Плетет история
венец.

А осень
разная
бывает,
Что говорить
о ней
тогда,
Когда воспета
целой стаей
Поэтов,
в разные века.
И в каждом
городе
картиной
Она
восходит
на показ.
Да вот красой
своей былинной,
Печалью
кутает Донбасс.
О, сколько разных
дел свершалось
В донецком крае
занятом,
Где вольной степью
жизнь качалась,
Упав
в промышленный излом.
Здесь
триста лет назад
Капустин,
Угля зачатки
откопал,
А позже
Хьюз —
проныра грузный
Металлургии
строил вал.
В двадцатом веке,
здесь впервые
На рельсы
выставлен трамвай
И вот
вновь
листья золотые
Дороги кроют
в самый край.
Советских лет
жилья постройки
Рекламой
новой обросли
И даже новые
высотки
Здесь есть
как бизнеса
ростки.
Вай-фай,
кафе
и мониторы
Средь банков
офисов из призм.
Фастфуд,
граффити
на заборах.
Донецка
мета
– модернизм.
И в этом
новом
измеренье
Взрастают
юные огни.
Они есть свет
или
сожженье?
Лишь время скажет,
кто они.
Да вот искрою
жизнь мелькает —
Обычный день,
обычный миг
Таится здесь
в донецком
крае —
Эпохой века —
где
наш
крик.

Под небом
синим и безмолвным,
Где утро бьет
своим лучом.
Иван встает
еще до школы
Зарядку делает,
вон дом —
Его стоит
многоэтажный,
Там есть квартира
высоко.
Иван на улице
отважно
Движеньем рубит
как в кино.
Он рано встал
и на пробежку
Рванул на путь
спортивных трасс.
Его
родители конечно
Уже работают
как раз.
В квартиру ринулся,
на место.
Поел,
«Вконтакте» написал,
Своей подруге,
чтобы вместе
Пошли они
в свой
школьный зал.
Вот
окончательно собрался,
Наполнил книжками
портфель,
Где «Мартин Иден»
оказался
Иван ушел,
захлопнув дверь.
Прошел
он пару
переулков,
А в мыслях, книги
той герой,
Что сам себе
ковал натуру —
Всё ради женщины
одной.
Но Ваня наш,
финал не знает,
Не дочитал
он книгу ту,
В дали томится
дорогая,
Что ждет
его же
на углу.
Её глаза
огнем сверкают
И солнце аурой
блестит,
И листьев
огненные
стаи
В ногах её —
вот это вид.
Иван уже
вот-вот
подходит,
А сердца стук
бьет заодно,
Лишь за спиною
гул завода,
Как саундтрек
в большом кино.
«Привет,
Ванюша,
ты прям ровно
Пришел сейчас,
как обещал» —
Она сказала,
а он
словно
Язык свой съел
как быть
не знал.
Секунды
нервного молчанья,
Решил наш Ваня
не глупить:
«Да
я привык
жить пунктуально,
С порядком мне
удобней жить»
«Ты что-то вновь
уже читаешь?
Островского
осилил ты?
Ведь мне рассказывал,
что чаешь
Советских лет
одни труды?»
Он ей ответил
без сомнений,
Ведь книги есть
его конек.
И как рукой
сняло волненье,
Пошел его
рассказ в далек.
Иван сказал,
что восхитила
Судьба Корчагина,
что он
Хотел иметь
такую силу,
Которой
Павка одарен.
Найти в себе
стремленье рьяно
Жить
при любых
невзгодах драм
Где покажись
что вариантов,
Уже вот нет,
конец,
всё в хлам.
Любить свою
страну
всем телом,
И в этой облачной
любви
Найти себя
и жизни
дело,
В любых
условиях
идти.
Вот это
красное стремление,
Советской мысли
высота —
В нем вызывают
восхищенье
И гордость, что
была страна.
Теперь
он к Лондону
склонился,
Читает книгу
о любви.
И вот Иван
остановился
Рассказ вести,
но не брести.
«Любовь» – ведь слово
не простое,
В нем смыслов
сразу не считать
И иногда
влюбленным стоит,
Не говорить,
а помолчать.
Иван бредет,
а рядом Аня,
Лишь город
утренний гудит.
А солнце светит,
невзирая
На то,
что
пламень
жжет в груди.
Вот парень смотрит
краем глаза
На ноги девушки
тайком,
А та всё видит,
но ни разу
Его
не упрекает
в том.
Она —
Григорьевна Шталова —
Донецкой крови
огонёк.
И волос русый,
взгляд здоровый,
Глаз карих
яркий уголёк.
Она нежна,
она прекрасна,
Из трудовой
она семьи.
Она умна,
и мыслит ясно,
И жизнь кипит
в её любви.
Ивана знает
с ранней школы,
Он ей понравился
за то,
Что мыслью блещет,
и здоровый,
И делом взрослым
жить готов.
Они
из общей параллели,
А школа знает
вся давно,
Что Ваня с Аней возлетели
В любви
друг к другу,
как в кино.
Вот Анна
очень
любит книги
О той
особенно войне
С нацистским
страшным,
жутким игом,
О жертвах,
подвигах,
вине…
О той вине
невозвращенья,
Когда есть долг
и есть семья,
О драматических томленьях,
О смелых,
гордых
матерях.
И разделяет
увлеченье
Такими темами
Иван.
Они вдвоем,
в своих волненьях,
В легендах прошлых,
славных стран.
А юность
силою
склоняет
Их младый дух
на катаклизм,
Что правит разумом
рождая
Известный всем
максимализм.