Надежда Некучаева - О любви и не только…

Всё так загадочно в подлунном мире,
Где облаков витает легкий шёлк.
Случайно мы друг друга полюбили!
Вдвоём нам было просто хорошо.

К нам синева спускалась на ладони,
От рос темнела нежная трава,
Гривастые паслись у речки кони.
И шелестела тайною листва.

А в животе вновь бабочки порхают.
Мы наяву взмываем до небес.
И звёзды, как светильники, мигают.
Шатром для нас двоих стал этот лес.

Остудит ветер в полумраке кожу,
Но не остудит он огня в крови.
Мы на Адама с Евой так похожи:
Вкусили грешный плод своей любви.

И, словно, замерло в пространстве время…
Хоть становилось у реки свежо,
Продлить хотелось чудные мгновенья:
Нам было вместе просто хорошо!

Гудок прощальный паровоза,
И гонг вокзальный прозвучал.
Она бежала вдоль вагона —
Дежурный поезд отправлял.

Войдя, устало улыбнулась,
Качнулись кудри на виске.
К окошку села, отвернулась,
Кольцо сверкнуло на руке.

Нам было долго добираться,
Разговорились мы в пути:
– «Мне было лет тогда шестнадцать.
И все казалось впереди….

Училась я в девятом классе.
Он был учителем у нас.
Влюбил в себя всех старшеклассниц.
Я не сводила с него глаз.

Собою – вылитый Болконский.
И звали, как того, Андрей.
Сама я родом из Загорска,
Семья потомственных врачей.

Я как-то месяц проболела.
Учиться не хватало сил.
Он подошел, и (между делом)
Мне заниматься предложил.

Наедине остались в школе.
О том, что он влюблен, сказал.
Затем обнял меня до боли,
К себе привлек. Поцеловал.

Через два года поженились.
И жизнь размеренно текла.
На свет два сына появились,
Но все разрушила война.

Судьбу она перевернула.
Пошёл на фронт мой князь Андрей.
В дорогу собрала, всплакнула,
Когда простились у дверей.

Через полгода похоронка.
Я еле удержала крик.
Вчера еще была девчонкой —
Вдруг постарела в один миг.

И больше замуж я не вышла.
Себя всю детям отдала.
Наверное, любила слишком —
Осталась я ему верна.»

Она свою открыла душу.
Всю ночь мы не смыкали глаз.
Её внимательно я слушал.
Печальным этот был рассказ.

Слезу с щеки и глаз смахнула.
– «А как же дети, сыновья?»
Лицо к окошку повернула:
– « Они встречать придут меня».

И мне печально улыбнулась:.
«Прощайте, мне пора идти!,»
За чемоданом потянулась:
«А Вам счастливого пути!»

Я выглянул в окно вагона:
Два лейтенанта подошли,
Её встречая на перроне,
Вручили матери цветы.

Из рук её багаж забрали.
Пошли на выход вдоль колонн,
Но тут сигнал к отправке дали,
И за окном поплыл перрон…

Ночь синим бархатом на землю опустилась.
На небе звёзды чуть мерцают в тишине.
Любовь была, а может это всё приснилось.
Ко мне она приходит только лишь во сне.

А помнишь, летом росным мы с тобой гуляли?
И ты шептал слова мне о своей любви?
В душистом сене, обнимаясь, ночевали,
И нас будили сладкой песней соловьи.

Ты был внимателен ко мне и очень нежен.
Меня цветами полевыми засыпал.
Пришла зима, и наши встречи стали реже.
Ты говорить слова любви мне перестал.

Но в этом я тебя давно не упрекаю.
То, что случилось, как – нибудь переживу.
И нашу дочку, как сумею, воспитаю.
Пусть будет трудно, но к тебе я не приду.

А спросит дочка: «Где теперь живёт мой папа?
«Отвечу ей, что на войне отец погиб.
И слёзы спрячу. (Не люблю быть слабой.)
А коль заметит, то скажу, что это грипп.

Ночь синим бархатом на землю опустилась.
На небе звезды чуть мерцают в тишине.
Была любовь, а может это всё приснилось?
Теперь она ко мне приходит лишь во сне.

Не объяснившись даже словом,
Меня оставил в полутьме,
И лишь стучали монотонно
Часы с кукушкой на стене.

Они отстукивали звонко
И нарушали тишину,
А за окном мела позёмка,
Собака выла на луну.

В окошке глупая кукушка
Прокуковала, как назло.
Скучала мягкая подушка,
Хранившая его тепло.

Уснуло всё в земном реале,
И только сон не шёл ко мне.
Уже пять раз прокуковали
Часы с кукушкой на стене.

Дождливая промозглая погода.
Дождь желтый льет уже который день,
И тучи затянули неба своды.
На землю серая спустилась тень.

Автобус я ждала на остановке.
Народ спешил, раскрыв свои зонты.
Мне было зябко в тоненькой ветровке.
Под ливнем мокли ржавые кусты.

В шагах двух-трёх сидел ушастый пёсик.
Бедняга под дождём совсем промок.
Он лапой тёр холодный влажный носик.
Молоденький, совсем еще щенок.