Шарль Бодлер - Избранное. В переводе Станислава Хромова

Безумство похоти, желаний алчный ряд
Дух растлевая, старят неизбежно;
Но в угрызеньях совести прилежно
Мы терпим муки, как укусов яд.

В слепом раскаяньи, порока не избыв,
Опять спешим в греховном мире жить,
Смеясь в душе, греху опять служить,
Позор слезами жалкими омыв.

Наш разум сонный Демон Трисмегист
Накинув зло, баюкает на ложе;
И ценный дар – свободу духа – тоже
Поглотит бездна, хоть ты сердцем чист;

Нас преступлениями Дьявол совращает,
И мы средь мрака гнусного идем
Бесстрашно в Ад проторенным путем,
Который наслаждений не прощает;

Как ловелас в борделе нищем – злой
В дурную грудь впивается зубами,
Мы ищем тайны грязной между нами,
Лаская плоть, как будто плод гнилой;

Безумных демонов у нас в мозгу клубок
Кишит и возится червями беспрестанно,
Вздохнешь ли – Смерти сладкая нирвана
Вливает в грудь невидимый поток.

Пока огонь и яростный кинжал
И яд еще не вывел след кровавый;
Дни обрамляя тленною отравой,
Наш дух позор бессилия стяжал.

В зверинце этом рык и лай, и спесь
Пантер, горилл, гадюк и псов взбешенных,
Стервятников, – но в душах отрешенных
Перед грядущим нет испуга здесь.

Никто не возопит, все слито воедино —
Безумство, исступление, порок;
И мир провалится, когда наступит срок,
В кромешный зев под хохот паладина…

То – Скука верная! Пуская дым из гуки,
С тоской сопроводит на эшафот,
Но мой близнец – читатель-лгун – поймет
Все тонкости чудовищной той скуки?!

Поэт явился в мир тоски и горя,
Без счастья, без возможностей и прав,
И мать его, создателя позоря,
Воздела руки к небу, зарыдав!

– Я родила чудовище, о боже,
Да лучше б змей кишел клубок во мне,
Будь проклят он, и ночь той страсти тоже,
Расплату за грехи зачавшая во тьме!

За что воздал мне господи, скажи лишь,
Стать матерью урода средь людей;
Его в огонь сжигающих страстей
Как тайное послание, не кинешь!

Так пусть падет весь гнев и зло твое
На монстра этого, – о нет страшнее мести, —
В ствол дерева вонзится острие,
И плод умрет с твоим проклятьем вместе!

Глотая пену ярости слепой
И не поняв веленья высшей воли,
Безумная, сложила под собой
Костер из материнских слез и боли!

Но ангелы не могут жить без них —
Изгоев и бродяг! Дитя благословляя,
Амброзию из солнечных своих
Краев ему недаром доставляют.

И вслед за ним, поющим безмятежно,
Оплакивают горько крестный путь
Малютки, что под небом неизбежно
К погибели придет когда-нибудь.

Твоя любовь презрением гонима,
А чистый взор рождает в людях гнев,
Они страданий ждут от пилигрима
И гибели, от злобы опьянев.

Их ядом даже горький хлеб отравлен,
В вине разводы бешеной слюны,
Им чуждо все, на чем твой след оставлен,
И гений здесь виновен без вины.

И в той толпе жена твоя без лени
На перекрестках всех и на торгу
Кричит: – «Он мной повержен на колени,
Все, что угодно, сделать с ним могу.

Я умащу божественную кожу,
Поставлю угощенье ему —
И этим дух растлю и уничтожу,
И в жертву божий дар его приму.

Когда ж наскучат муки иноверца,
Как гарпия, показывая нрав,
Я когти выпущу, которые до сердца
Достанут, грудь поэта разорвав.

И зверь во мне откликнется без злобы,
Когда возьму, как птицу из гнезда,
Я это сердце трепетное, чтобы
Швырнуть на растерзание туда!» —

Но ты, поэт, воздевши к небу руки,
Презрел своих бесчисленных врагов,
И смех толпы, и горький миг разлуки,
В лучах лететь к всевышнему готов.

– Хвала творцу, – в страданиях без меры
Есть все же суть божественных Начал;
От жажды душ нам дан напиток веры,
Которого сильнее не встречал.

Вкусив его, как радость неземную,
К святому воинству в броне своих уродств
Примкнет поэт, – во власть совсем иную, —
Под знаком Сил, Престолов и Господств.