Александр Малашенков - Чистый лист – 2. Обратная сторона

Земля остыла, бой давно затих,
Борты взлетают плавно, даже слишком,
В стальных отсеках мёртвые братишки,
И между мёртвых несколько живых.

Сквозь стрёкот лопастей звучат слова,
Их слышат те, живые, и пилоты,
Последнее «прощай» десантной роты,
На грани слуха, вот, едва-едва:

«Сестре скажите в Туле, не вернусь…»
«Письмо отправьте деду, там, в кармане.»,
«Как то, что я погиб, расскажут маме?»
«Да это не со мной, сейчас проснусь!»

«Бинокль не передал братишке в Тверь.
Свезите, кто живой, отдайте парню.»
«Не починил тогда бабуле ставни,
Одна осталась, как она теперь?»

Борты взлетают, разгоняя дым,
Снег присыпает свежие воронки,
Смерть разлетится в каждой похоронке,
Чтоб посмотреть в упор, в глаза живым.

Ушла о доме вечно видеть сны
Не сдавшая рубеж Шестая Рота,
Ушла на Небо, выполнив работу,
На стыке лютой стужи и весны…

Борты взлетают, лопасти дрожат,
Борясь с тяжёлым воздухом чугунным,
И плавно пролетают над Аргуном,
Боясь как будто растрясти ребят…

Рос он в вольной степи. Молодые ветра
Были так же, как сам он, игривы.
Степь любила его, и была с ним добра,
Тёплым воздухом гладила гриву.

Был ещё человек, не хозяин, а друг,
Друг и степь для коня неделимы.
Конь летел к нему, слыша шагов его звук,
Будто нитью привязан незримой.

Конь-солдат, конь-красавец, силач вороной,
И усталости ноги не знали.
Вместе с другом учились в бою держать строй,
Не бояться мерцающей стали.

Лето, сушь, горизонта даль еле видна,
Вдруг тревога, коней все седлают,
Вороной слышал странное слово «Война».
Для чего ж они степь покидают?

«Друг скажи, для чего оставляем мы дом?»
К паровозу цепляли теплушки,
Небо плакало тёплым и сильным дождём,
На платформах машины и пушки.

Сотни, тысячи хмурых коней и людей
Под дождём погрузили в вагоны,
Встали стрелки железнодорожных путей,
И на запад пошли эшелоны.

Путь не близок, на каждой стоянке казак
Приходил к своему вороному,
Ветры тоже здесь дули, но как-то не так,
Да и воздух тут пах по другому.

Вот и выгрузка, сводят по доскам коней,
Тёмным, пасмурным утром тревожным.
Здесь другая земля, и шагает по ней
Вороной под уздцы, осторожно.

Лето кончилось, осень, потом и зима,
Подмосковье накрыли метели,
Казака с вороным научила Война
Ненавидеть чужие шинели.

Научила Война под огнём идти в бой,
В рейдах в снег залегать без отмашки,
Не шарахаться, если карминной струёй,
Хлещет тёплая кровь из-под шашки*.

Но однажды, из рейда к своим выходя,
Вдруг увидели, на полустанке
Как съезжали с платформ, смрадным дымом чадя,
С серо-белыми пятнами танки.

Понеслось на от страха белевших врагов
Отовсюду старинное «Слава!»,
А на станцию с блеском и свистом клинков
Чёрной тучей сквозь снег мчалась лава**.

Крики, выстрелы, кровь, и разрывы гранат,
Танк горящий, дым чёрный клубами,
Кони мчались насквозь через огненный ад,
Выносили себя с седоками.

Высверк шашки, и харкает кровушкой враг,
В ненавистных белёсых погонах,
Вдруг ослабли поводья, знать что-то не так,
Друг упал у чадящих вагонов.

Вороной лёг на землю, призывно заржал,
Человек за поводья схватился.
Слышал конь, как от боли казак застонал,
И на шею ему навалился.

Конь поднялся и друга понёс на себе,
Как солдат с поля боя солдата,
Но не вынес, так, видно, угодно судьбе,
И под ноги упала граната.

Вздрогнул друг, кровь плеснула, на землю упал,
Над конём в небе звёзды качнулись,
Рядом лёг вороной, молча, будто устал,
Ноги вдруг у него подогнулись.

И на мертвого друга свой гаснущий взгляд,
А в том взгляде в степи они скачут,
Вороной устремил. Всё вернётся назад,
Разве может в раю быть иначе.

Моей стране объявлена война,
Война за души, за детей, за память,
Как будто кто-то хочет бритвой править,
Стирать, срезать героев имена…

Моя страна который год больна,
Стенает под «инстою» и «тиктоком»,
Не в силах выживать под злобным роком,
Под тоннами заразного г… на.

И кто завёл уклад такой вещей?
Где этот бритвой машущий провизор,
Тот, что растит из взрослых телевизор,
А из детей-на грядке овощей?

И какова предательства цена?
За сколько можно лить дерьмо с экрана,
Историю менять поделкой странной,
В которой даже правда не видна.

Менять в программе школьной для детей,
Победы на позор и небылицы,
Да, вами б дядя Геббельс мог гордиться,
И он бы не придумал всё чудней.

Отходят с боем со своих страниц,
Под артобстрелом чьих-то слов и вбросов,
Гастелло, Девятаев и Матросов,
И размывает ложь черты их лиц.

Для войн иных в учебниках нет слов:
«Гюрза» и «Кобра», комполка Буданов,
Достойны ли они киноэкранов?
А Родионов? Костя Мосалёв?

Молюсь о тех, кто в нынешней войне
Свой вносит вклад в борьбе, борьбе за Память,
Кто не даёт на эту Память-гадить,
Чей Свет горит под ветром и во мгле.

Кто помнит, чтит, героев имена,
И чьё перо победы прославляет,
Кто не сдаётся, и не забывает,
То, что стране объявлена война…

Возможно… Прощайте… Последняя фраза…
Не плачьте… Не плачьте!!! Забвения НЕТ!!!
Но голос срывается не для показа,
И меркнет меж кронами Солнечный свет…

Сегодня у Ангелов много работы—
Взлетают, покинув родных, Мотыльки,
И каждый получит тепло и заботу
В легчайшем касании белой руки…

С улыбкой встречают бессмертные души,
И песни звучат неземные для них,
И флейты не смолкнут в руках у пастушек,
И свечи в глазах отразятся людских…