Виктория Анисимова - Не претендуя на значительность. Избранные стихотворения

Звонит будильник трелью длинной,
А я так спать хочу – до слёз!
Сковал мне веки липкой глиной
Весенний авитаминоз.
Остатки зыбкого сознанья
Смывает мутная волна,
Оставив мне одно желанье:
Вновь провалиться в бездну сна.

Менестреля услышит принцесса
Из окна своего расписного,
Менестреля увидит принцесса —
И уйдёт потихоньку из дома.

Он бродяга, гуляка, повеса,
Крутит шашни с одной оборванкой.
Возвратится в свой замок принцесса,
Только в сердце останется ранка.

Покой безветренного дня,
Деревьев сонная истома
Сулят разгул ветров и грома
И буйство летнего дождя.

Вот и осень пришла,
бесконечно любимое время.
Снова листья шуршат
под ногами на старых ступенях,
Снова иней блестит
по утрам на замёрзших травинках,
Снова солнце горит
жемчугами в тугих паутинках.
Багровеют осины,
желтеют высокие клёны,
Над кистями рябины
скворцы отбивают поклоны.
Яркой синью холодной
далёкое небо мерцает.
Снова сердце свободно.
Привычная боль затихает…

Давай останемся одни,
закроем плотно дверь.
Я расскажу тебе о том,
как я живу теперь,
Какие книги я прочла,
какие вижу сны,
Как снег кружится за окном,
и как я жду весны…
Спрошу тебя:
«Ну как у вас?
Тепло?
И всё цветёт?
Как наши там?
И с кем встречать
ты будешь Новый год?
Признайся честно: иногда
ты думал обо мне?»
…А ты хоть раз мне улыбнись
с портрета на стене.

Многому позавидуешь:
Юности беспокойной,
Взмаху крыла орлиного,
Ветру, что веет вольно,
Богу – Творцу небесному,
Что этот мир создал…
Только не позавидуешь
Тем, кто любви не знал.

Уходят сверстники;
Уносит смерть любимых.
Могилы зарастают дикой мятой.
Мы не кудесники,
И дней необратимых
Не помним: ведь стирает время даты.
Но помним, милые,
Мы помним все обиды,
Что нанесли невольно вам когда-то.
Гвоздики хилые
Приносим редко. Стыдно,
Что все живем. И рвем с могилок мяту.

Кто пишет стихи, тот, наверное, знает,
Что рифмы свободно по небу летают;
Ручные – к ладоням доверчиво жмутся,
А дикие – в руки никак не даются:
Они непокорны, как синие птицы,
Они не хотят в наших строфах селиться,
Прекрасны, но вечно полны недоверья,
Поймаешь некстати – тускнеют их перья.
Но если душа затрепещет от боли,
От счастья, от радости или от горя,
И сердце твое вдруг сожмется невольно, —
Увидишь: слетятся они добровольно.

Не претендуя на значительность,
Освобождённые от пут,
Слова из памяти рачительной
В мои стихи перетекут.
Пускай они разбудят множество
Запретных дум, забытых снов,
А жизни серое убожество
Расцветится безумством слов.
Всё перекрутится, смешается,
Добро – со злом, а с правдой – ложь,
И всё местами поменяется:
Где – сон, где – явь, и не поймёшь.
Течёт, рекою разливается
Воспоминаний мутный ток,
И постепенно растворяется,
Теряется его исток.

…А листья с клёнов опадают,
И девочка в зелёной шали
Их собирает неспеша.
Несёт. Она ещё не знает,
Что листья на землю упали,
Когда из них ушла душа…

Разбуженное лёгким холодком,
Проснётся Лето свергнутой царицей,
И Осень вавилонскою блудницей
На землю ступит красным сапожком.
Блистая драгоценною парчой,
Закружится она в хмельном веселье;
Взметнётся ярким всполохом осенним
Волос волна, окрашенная хной.
И с пьяною вакхической толпой
Она летит, срывая одеянье,
Навстречу Ветру, в тщетном ожиданье,
Что он её пленится наготой.
Пресытившись увядшей красотой,
Бродяга Ветер дальше улетает,
А Осень в одиночестве рыдает,
И снег ложится первой сединой…

Душа не может быть ручной:
Она подвластна только Богу,
И приручить её не смогут
Ни кнут, ни пряник расписной!

Но если душу чью-то всё ж
Ты приручил неосторожно,
Живи в ответе за неё:
Убить ведь душу так несложно!

Душа не может быть «ручной»,
Скорее всё же – «приручённой»,
Какой угодно, злой, иль чёрной,
Иль нежной, светлой и простой.

«Спинной» – хребет, «ножная» – ванна,
Плавник быть может «хвостовой»,
Или отсек. «Насос ручной»
Звучит и правильно, и славно.

Быть может, на себя беру
Я слишком много? И, наверно,
Сама метафорой неверной
Я в небрежении грешу?

Прости, товарищ дорогой,
Хоть я люблю тебя безмерно
И почитаю, всё же, верно,
Душа не может быть «ручной»!

Подмастерье учился. Годами,
До вечерней зари от рассвета
Растирает он краски часами.
А к кистям даже доступа нету!

Дни летят. Разве это работа?
Хоть расписывать кобальтом ризу,
Или листья писать по карнизу
Он согласен до горького пота!

И уже, сатанея от скуки,
Натирает он шпателем руки.
Но ученью наступит конец:

Он осилит ступени науки,
Испытает сомненья и муки,
Но создаст свой шедевр, наконец!

Ах эта осень недотрога!
Всегда скромна,
Она застенчива немного
И холодна.
А ветер вдруг срывает платье
С её груди,
Хватает бедную в объятья —
«О, пощади!»
Потом покорно уступает,
Его любя,
И тихо от стыда рыдает
Слезой дождя…

Вмести в стихи сто сорок семь слогов,
Фантазии обрежь жестоко крылья
И в ярости от полного бессилья
Перелопать десятки схожих слов.

Потоки слов, как штормовых валов,
Вдруг хлынувших из рога изобилья,
Ты удержи плотиною усилья,
Стальной уздой умерив сердца зов.