Таня Станчиц - Ветер времени. Вспоминая отца и деда

Одной из любимых поговорок папы была такая: «Умеренность – есть лучший пир». Она и мне нравится. Но вот как бывает, оказывается…

УМЕРЕННОСТЬ

Я, папа и Маша

Возможно, я ошибаюсь… Но я до сих пор думаю, что мой отец – гений. Широчайший кругозор. Потрясающие способности. Золотые руки. Невероятная память.

Жизнелюбие, остроумие, смелость… Ох, природа… Зачем ты на мне отдохнула?

Я уже года четыре никак не могу перейти на ТЫ с моим ноутбуком, а папа в свои 84 года сам легко освоил компьютер со всеми прибабахами – интернетом, фотошопом, почтой, видеозаписями, Word-ом… Реставрировал старинные семейные фотографии, составил ветвистое-тенистое родословное древо… Но за книгу никак не хотел садиться.

Помню, как сладко щурясь и помахивая книжкой Николая Амосова (знаменитого украинского хирурга), он говорил – «Не боюсь смерти! Я легко умру, от сердца…»

Очень уж эта мысль его грела и успокаивала. Да и меня тоже… Пару лет назад он лежал с инфарктом в госпитале ветеранов войны, с огромным синяком на животе – от гепарина, и, прижимая к груди том стихов Набокова говорил: «Такие стихи… Так и хочется к сердцу прижать!..»

Верю, что и поэзия, если она настоящая, помогает ранам зажить. И физическим, и духовным.

А потом…

Через несколько дней я, лёжа в ванне, решила совместить приятное с… приятным, и позвонила отцу. И услышала…

– Что-то, Таня, нехорошо мне… Температура поднялась…

В больнице поставили диагноз – пиелонефрит. Я, взглянув на анализ крови, пошла к лечащему врачу.

– ЧТО ЭТО?!.. ЛЕЙКОЗ?!

– Ой, да… Давайте, допишу в рекомендациях направление к гематологу…

Так начался новый период нашей жизни.

Стернальные пункции. Безудержные носовые кровотечения. Тяжёлая анемия.

Приступы стенокардии. Повторные инфаркты. Больницы, больницы, больницы. Жуткие реанимации, в которых лежишь-дрожишь абсолютно голым, вне времени и пространства, без права поговорить с родными…

Но… По-своему, это было даже счастливое время. Я ездила в больницу почти каждый день, кормила папу, воевала с медсёстрами, брала за грудки врачей… А главное – по многу часов говорила с папой…

А как же – КНИГА?!!! НЕ УСПЕЛ!!! НЕ НАЧАЛ ДАЖЕ…

Помню…

СНЕГ. ДОРОГА ИЗ БОЛЬНИЦЫ СВ. ГЕОРГИЯ

Мне было безумно жаль его… Я думала, что он скоро умрёт. Я скрывала это своё знание, как и страшный диагноз – я подделала справку… Я «наградила» отца всего лишь лимфобластным лейкозом первой стадии, а не четвёртой, терминальной как было на самом деле… Но… Тогда он не будет торопиться с книгой! Как быть? Как поступить правильно?

Всё-таки он начал работу над книгой. И даже вошёл во вкус. Возвращался к ней после мучительных ходок в больницу. Бросался к компьютеру, как в бой.

В гостях у Элеоноры Евгеньевны И Владимира Ивановича

«…Бросался к компьютеру, как в бой…» Да, так это и было.

Потекли счастливые, наполненные осмысленным трудом дни. Разве не счастье – услышать по телефону родной – лучший в мире! – голос:

– Да, приезжай. Написал я про Клюева, как ты просила. Зокардис у меня кончается, и конкор. Забеги в аптеку, пожалуйста…

Ура! Это тот Клюев, подполковник, о котором я услышала в Белоострове, кого полюбила на всю жизнь…

Разве не счастье – ехать в метро – К ПАПЕ!.. Бежать от метро по улице, потом по лестнице на третий этаж, дважды жать на кнопку звонка его коммуналки! К ПАПЕ!

И вот – я в его чудесной уютной комнате, полной музыки, книг, картин, фотографий…

– Садись, почитай пока. А я чайник поставлю.

Я сажусь у монитора и читаю. О чудесных людях – простых и знаменитых. О родных, друзьях детства, фронтовых товарищах. Дон Кихот – Мунька Радзыминский. Последний Герой – Пётр Бунеев. Отец солдат – подполковник Клюев…

Моя задача – увидеть и исправить опечатки. Обсудить непонятные места. Сказать о своих сомнениях в стилистике.

Вначале книга его суховата, похожа на официальную биографию:

«Я, Соколов Владимир Иванович, родился 8 января 1925 года в Ленинграде. Моими родителями были…»

Но постепенно… Она начинает дышать дивным воздухом ленинградской весны… Арбузной корюшкой… Наполняется очарованием деревенского дома, построенного дедом… Пронизывается щемящими детскими дружбами и влюблённостями…

Болью и гордостью за свою Родину разрывает сердце…

Папа всё продумывает, доделывает, исправляет. Нещадно выкидывает кипы уже распечатанных страниц, если они хоть с малейшими огрехами. Мужественно восстанавливает плоды своего труда, безжалостно уничтоженные зависшим компьютером… Догадывается, наконец, что всё надо немедленно скидывать на флэшку…

Больница – дом – больница – дом…

Госпитализации были внезапные, частые и длительные. Месяца по полтора раза четыре в год. То с неукротимыми носовыми кровотечениями, то с инфарктами. Я навещала папу в отделениях кардиологии почти каждый день, привозя разные угощения. И утешения в виде просмотра DVD с концертом Елены Камбуровой… Чтения книги про Алберта Швейцера…

Мы беседовали обо всём на свете. Папа делился со мной добродушными и остроумными наблюдениями за врачами, студентами, ординаторами. Рассказывал про ласкового «индийского принца», который заботился о пациентах реанимации с необыкновенной, прямо-таки сыновней добротой. Там, где страшно, холодно, одиноко и тоскливо, это было особенно важно. Родственников туда не пускали…

Наконец, папу выписывали домой – ослабевшего после обострения болезни и неизменных госпитальных бронхитов-энтеритов. Примерно с неделю он набирался сил в родных стенах, и его снова тянуло к работе.