Любовь Береговая - Встреча. Стихи

Был Васильевский остров бесцветно-седой,
Весь в пуху тополиной метели.
Солнце в облаке пряталось перед бедой,
И надсадно вороны галдели.
На трамвайном кольце не толпился народ,
В светлых сумерках рельсы темнели,
Ветер гнал по асфальту пушистый налёт
Тополиной июльской метели.
Наш маршрут начался на кольце у Косой,
И помчало нас время по кругу:
В жар бросал снегопад, лихорадило в зной,
И сушила июльская вьюга.
На крутых поворотах в неблизком пути
Испытанием долгие вёрсты.
…Снова пух тополиный летит и летит.
В серой дымке Васильевский остров.

В саду Никольском лист кленовый кружит,
День будничный: безлюдье и покой.
И если правда, что бессмертны души,
Сбиваю шаг, пронзённая строкой.
Тебе напоминаю: слушай, слушай,
Той осенью иль раннею зимой
Слюдой прозрачной застеклились лужи,
Каким был мне подарок первый твой?
Ты подарил перо мне золотое.
То был залог иль будущего весть.
Когда твержу о воле и покое,
Уверена – на свете счастье есть.

Негаданно-нежданно
Мой повторился путь,
Но свечи на каштанах
Июль успел задуть,
И август за неделю,
Осенний сея свет,
Повесил плод – моделью
Неузнанных планет.
Нежданно и негаданно
Не в сад вхожу, а в храм,
И осень пахнет ладаном,
Как служба по утрам.

Водой прибывающей пухнет Фонтанка,
Не замерзает. Забыла про лёд —
Угрюмый кирпич Инженерного замка
Сегодня оранжево-ярко цветёт.
В сознанье незванно ворвалась аллея.
Спасибо за память – сумела сберечь
Каштаны, их шелест, высокая речь:
«Россия, Лета, Лорелея».
Вечернее небо, уже лиловея,
Упало в Фонтанку, в ущелье теней,
А облако, нежных соцветий белее,
Сиянием лунным растаяло в ней.
Я знаю: аллея зовется Кленовой.
А память вернула каштаны в цвету.
Сумерки. Небо пылает багрово,
Я к остановке трамвайной иду.
Там в закоулке размерами с площадь
Стены зданий из светлых камней.
Сюда вечерами выводят лошадь —
Подолгу смотрю и скучаю по ней.
Слева у дома стою, не дышу —
О площади этой стихи напишу.
Давно это было, далекой весной,
Не умерло, живо, во мне и со мной.

В Румянцевском саду полутемно от тени,
Пушистый серый снег роняют тополя,
Таинственны, на грани сновидений
Зелёная трава и чёрная земля.
В Румянцевском саду серебряные осы,
Породистых собак неспешный моцион,
Трамваев стук, свист птиц разноголосый,
Невидной мошкары едва приметный звон.
В Румянцевском саду игра теней и света,
И чуть сочится луч сквозь толщу здешних крон.
Вдали мелькнула тень высокого кадета,
И женский силуэт к фонтану наклонён.

Ах, Львиный переулок
В три дома с двух сторон.
Здесь внятен, чёток, гулок
Звук – колокольный звон.
Восходит день. Светает.
Все звуки перекрыл
Взлетевшей к небу стаи
Всплеск голубиных крыл.
И восхищённым взорам,
Изящен, узок, прост,
Весь в кружевных узорах
Был явлен Львиный мост.
Сражён восторгом зрячий
При виде белых львов.
Им мост беречь висячий
Назначил Соколов.
Творца покорны власти,
Сто девяносто лет
Стальные тросы в пасти
Львы держат. Смены нет.
День угасает. Вечер.
Вновь колокольный гул.
Недвижны львы. Их вечен
Бессменный караул.

Случайный фотограф случайно поймал,
Увековечив движенье,
Чуть измененный лица овал,
Победное выраженье.
Значительный взгляд из-под черных бровей
Сильней звучащего слова.
Никто у скромной мамы моей
Не помнит взгляда такого.
Любительский снимок. Достоинство, стать…
Фотограф польстил? Едва ли.
Мне б хоть чуть-чуть походить на мать,
Чтоб во мне её узнавали.

Товарищи отца, однополчане,
Вы —265-й ОЛБ*.
Читаю список скорби и печали,
О вашей гордой думаю судьбе.
Мне выпало на долю сопричастье:
Фронтовиков оплакать и отпеть.
Знакомо мне горчайшее несчастье —
Не ведать, где бойца настигла смерть.

Могила братская – священней нет земли,
Демидовский погост – земля святая.
В сорок втором здесь братья полегли,
Чтоб в сорок пятом победили в мае.
___
*ОЛБ— особый лыжный батальон

Я помню, мастер, ваш дебют,
Уже далёкое начало:
Тепло изделье источало —
Так сочиняют, так поют.
Я поняла, что вы артист,
Для этого достало мига:
Спина согбенная и книга
Раскрытая – «Евангелист».
Тогда вам только предстояло
Узнать себя, найти, посметь —
Сопротивленье материала
Резцом волшебным одолеть.
И вот уже явились звери:
Кабан присел, клыки ощеря,
И морду вытянул медведь.
Нам только поражаться – дивен,
Никчёмен мамонтовый бивень
И холоден, и мёртв, пока
Живая мастера рука
Его не воскресит,
Вторженье
Всё лишнее отторгнет властно,
Нам зреть явление творенья —
Оно прекрасно!

У Люды Серебренной
Метод проверенный:
Под её кровом
Все бабки здоровы.

Чего только мы не прячем
Из ненужного на даче.