Владимир Фадеев - Я человек советского модерна

Жизнь живу сто двадцать третью.

Тщетно прошлое скребя,

Кем я был в тысячелетьях

Не узнаю про себя.

Ни прозрением, ни пушкой

Эту бронь не раскрошить.

Здесь поставлена заглушка

Во спасение души.

Пусть блокирует прапамять -

Прежних тел огонь и дым –

Страж безжалостный… но память

Мы ему не отдадим!

Под чумные завыванья

Мастеров вранья и дрём

Мы урок незабыванья

В каждой школе проведём.

Не напоит сладкой новью

Душу западная тля,

Потому что НАШЕЙ кровью

Здесь удобрена земля.

Не смутит усмешкой злою

Толерантный эрудит:

Под крестом МОЁ былое,

МОЁ вечное живое,

МОЁ отчество лежит.

И прислушиваюсь чутко,

И веду беседу с ним…

Здесь любая незабудка

Дышит именем родным,

Пусть уже сто двадцать третью

Дух живёт в опале дрём.

Мы из незабудок этих

И прапамять соберём.

В кашне, ладонью заслонясь,

Сквозь фортку крикну детворе:

Какое, милые, у нас

Тысячелетье на дворе?

Б. Пастернак

Какие нынче времена?

Не понимаю ни хрена…

Они не греют, но – сгорают,

Не отдают, а забирают,

В рулетку русскую играют –

В них не живут, а умирают.

И меньше века длится день,

И не исчезла в полдень тень

Стал олигархом Мелкий бес,

И выгорает Русский лес,

И на развалинах страны

Всё Самгины да Шатуны.

Всё чаще в Темноте аллей

Хрипит сакральное «Налей!»,

Бежим замаливать грешки

Не в храм, а к Вене, в Петушки.

Там, где дымит за далью даль

Уже не закаляют сталь,

И вместо Красного угла –

Труба, которая Игла.

Устав от поворотов рек

Мы своротили в бездну век.

И в новое тысячелетье

Мы не идём. Нас гонят. Плетью.

Какие нынче времена?

Не понимаю ни хрена…

Что я – и дока Пастернак

Сообразить не мог никак,

О принадлежности плетей

Выспрашивая у детей…

Какие нынче времена?

Не понимаю ни хрена…

Хотя чего тут понимать –

Начать сначала: Горький. Мать.

Бывает, отыщешь в лесу боровик –

Всего два вершка – а завял и поник,

Изъеден улиткой, червями изрыт

И ржавою плесенью сбоку покрыт.

Бывает и хуже – вся стать жениха:

Высок и красив… а коснёшься – труха.

И грустно бывает меж ёлок гулять,

Грибов полный лес, только нечего взять.

Присядешь в раздумье на старый пенёк

И смотришь, как вьётся от «примки» дымок…

Не так ли теперь из отдельных квартир

Трухлявые люди заполнили мир?

Без войн и вселенских напастей чуть живы,

Снаружи красивы, а в сути – червивы,

И ножка – чтоб прямо! – их держит не очень,

В душе и под шляпой узор червоточин.

Как слизь, друг на друга сливают вину

За то, что никто не идёт на войну.

А звали (вы ж помните сказку?): «Белянки!»

«Нет, мы не пойдём, мы ж былые дворянки».

«А ну-ка, волною накатим, волнушки!»

«Нам некогда, мы же играем в игрушки».

«Тогда выходите за правду опёнки!»

«Нет, наши души для войн слишком тонки!»

«Маслята! Хватай пулемётные ленты!»

«Нет, мы – либералы и иноагенты!»

«А вы, сыроежки, лисички, обабки!»

«Да мы бы пошли, только если за бабки».

«Эй, рыжики, встаньте хоть вы под ружьё!»

«Не для того мы копили рыжьё!»

Вот были бы грузди, они бы сразились,

Да в этом году как-то не уродились…

Давно не случалось подобной подлянки…

Хохочут из ведьмина круга поганки,

И осмелевшие вмиг мухоморы

Знай, сеют вокруг ядовитые споры…

Изломанным лекалом

Изломанным лекалом

Расхристанной культуры

Всё сопрягаем с алым

Щербато-чёрно-бурый.

Нужны ещё века нам –

Такое наказанье! –

Чтоб пить одним стаканом

Бордо и мукузани*.

Какой бы не был стимул

Для общего здоровья,

Но ведь несовместимы

Бывают группы крови.

Ни хороши, ни плохи,

Ни правы и ни левы

Собачьи перебрёхи

И птичьи перепевы

На два потока праны

Один запорный вентиль.

Но разные поляны

На мёбиусной ленте,

Вот этим – только б «якать»,

Едины те до спазма.

Ведь крест по сути – якорь,

Звезда по сути – плазма.

Одним – мошны и чина,

Другим – вина и хлеба.

Что – якорем в пучину?

Или – звездою в небо?

*Бордо –красное вино, мукузани – «чёрное» вино

Кубок судьбы не лаком,

Но до конца испит.

Из полымя Аввакум

На весь Пустозёрск хрипит:

«Никонская зараза

Люту беду несёт.

Нельзя уступить ни аза,

А то потеряем всё!»

Милости не просила

Эта святая рать.

Хоть велика Россия,

А некуда отступать!

Жёстче царей указов

Дым городов и сёл:

«Нельзя уступить ни аза,

А то потеряем всё!»

В бедности иль в достатке,

В грохоте и в тиши

Проникновенно краткий

Помните, мальчиши,

И пуще храните гл а за

Этот завет – спасёт!

«Нельзя уступит ни аза,

А то потеряем всё!»

Сытый год. Пшеница скошена.

Спасы выстроились в ряд.

Отчего б не быть всему хорошему?

«Август» – мне с опаской говорят.

Чу!.. беда с бедой круто месятся.

Не любимцы на своём веку,

Чем мы провинились перед месяцем

С дырочкою «8» на боку?

Иль Пророк не правит колесницею,

Перебрав на дембельском пиру?

Иль своей железною десницею

Мстит нам за предательство Перун?

Или за РОАнское трёхцветие

Пепел класса мёртвого стучит

В сердце месяца последнелетнего,

Вот он и корёжится, кричит?

Иль природа, чуя угасание,

Видит сон в калиновой кровИ.

Ведь она – теснейшее касание

Двух богов – убийства и любви.

Или – кто-то вспомнил – не сегодня ли

Мы Фавор сменили на Форос?

На пренебрежение господнее -

Свет господний. И за это – спрос!?

Не балованы небесной манною.

Всё же, Август, хватит – в глаз и в кость!..

Только звёзды загадожеланные

Так и падают – всё вкривь и вкось.

Небо, небо русское – с прорехами.

Спасу нет от наваждений. Но

Есть медовый, яблочный, ореховый –

Целых три спасения в одном

Августе.

Были наши стихи, как дворовый футбол,

Мы бежали не центром, а бровкой,

Потому что был край, и был тренер-нацбол,

И стихи были – мяч со шнуровкой.

Чтоб витать в облаках – мы не тратили слов,

Кеды были желанной обновкой.

По двору плыли тени от тех облаков.

И стихи были – мяч со шнуровкой.

Забывая читать, мы писали взахлёб

Повторяемой трёхходовкой:

Пас-пас-пас… в кровь у кипера лоб,

Потому что был мяч со шнуровкой.

Ниппель – славо-словесная гладь…

Так писать? Даже думать неловко.

Без судьи и офсайта честнее играть -

Всё на совесть. Как мяч со шнуровкой.