Яна Башмакова - Птичка-невеличка

Танюша

В классе мы все были «как под копирку». Нас трудно было различить: мешковатая одежда, синяки под глазами и прыщи. Одну Танюшу, одну на тридцать три человека (про таких ещё говорят «одна на миллион») отличали ярко-синие волосы. Я даже немного ей завидовала. Хотела подружиться. Танюша почти никогда не ходила гулять вместе с одноклассниками, хотя, наверное, её просто не звали. На переменах она читала книги, на уроках, уткнувшись в тетрадь, писала конспекты. Учителя всегда ставили её в плохой пример, занижали оценки и даже вызывали к директору.

Как же хотелось подружиться с Танюшей… Нам обеим было по пути домой: через частные дома, речку и железнодорожные пути. Но я боялась сказать «привет» и постоянно плелась сзади.

Однажды после уроков я услышала, как учитель ругал Танюшу.

– Таня, перекрась волосы! Тебе сложно быть нормальной? Быть такой же, как и все? Сколько это ещё будет продолжаться?! У всех девочек должны быть волосы натурального цвета.

Танюша тихо ответила:

– Для меня это натуральный цвет.

В тот же день, собрав всё мужество, я решила пообщаться с одноклассницей. Как обычно я шла позади, думаю, она не замечала меня. Мы незаметно прошли частные дома, приблизились к речке. Неожиданно Танюша свернула к ветхим ступенькам, ведущим прямо к воде. Она спускалась всё ниже и ниже. Я замерла, прижав голову к дереву. Всё выглядело так естественно. Я даже не подумала её спасти.

Танюша шла, шла, шла, пока ярко-синие волосы не слились с водой.

Цвет идеально подошёл.

Север моей юности

«Ребенок больше всего нуждается в вашей любви как раз тогда, когда он меньше всего ее заслуживает» .

Эрма Бомбек

Девушка «обняла» спиной стенку шкафа. В руке она держала лезвие от канцелярского ножа, которым судорожно, неловкими и неаккуратными движениями скребла по эпидермису кожи. По всему ковру были раскиданы разноцветные таблетки, чем-то напоминавшие детские конфеты Skitles. Она перебирала одну за другой. Царапины на коже медленно перерастали в одну рану, фиолетово-синие вены морщились, тускнели, седели на глазах, как цветы, доживавшие последние дни цветения. Она бормотала что-то невнятное под нос: " Это все север. Север моей юности".

Туалет

Я очнулась в туалете, в какой-то вязкой персиковой жидкости. Кое-где лежали непереваренные остатки сегодняшнего обеда. Грибы из супа цельными кусочками плавали в недобульоне. Белая блузка превратилась в оранжевую "лодочку", пятна затронули часть новой юбки.

Я попыталась встать, но мерзкий запах, бродивший по всей кабинке, и скользкий пол сказали мне суровое: "НЕТ". Протянув руку, норовила нащупать туалетную бумагу. Опять кто-то всю вытащил!… Четвертый урок начался примерно пятнадцать минут назад. Никто не зайдёт в школьный санузел еще полчаса. Потолок уборной был выложен дешевой плиткой, которая частично потрескалась, со стен свисали блеклые обои, а около раковины "повесился" паук, форточка еле открывалась, и вид выходил на свалку. Я прижала колени к груди и вспоминала слова детской песенки: «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко».

Помоги мне

Струя горячего душа накрыла тело. Как удав, вода скользила по спине, медленно щекотала лопатки, обнимала живот и ласково целовала колени. С волос смывались крошки хлеба и забивали сливное отверстие. Я медленно прошлась губкой по коже, шершавой и схожей по цвету со стенками ванной, такими же белыми, невзрачными и опустошенными. Мысли летали где-то далеко. В голову лез сегодняшний случай в туалете, недавняя ссора с родителями (хотя, в последнее время раздор частый гость в нашем доме), тарелка грибного супа с ломтиками белого хлеба, стакан киселя, а на десерт – булочка с корицей, которые я жадно проглотила за большую перемену. Я увеличила давление в кране и после трех минут всё помещение обволок густой пар: на стенах, зеркале оседал пар, в воздухе стояло марево.

– Саша, ужин готов! – безысходно провыла мама.

Я указательным пальцем провела по плитке, вырисовывая слово "SOS".

На столе лежал стакан кефира и пачка овсяного печенья.

– Кушай, пожалуйста!

Замерев, я сидела на стуле, уткнувшись глазами в цветную скатерть, считала цветочки.

– Ешь.

С каждым разом голос становился твёрже и увереннее, чувствовалось, как Молох просыпался. «Двадцать четыре тюльпана». Я не поднимала голову, но взгляд, который сверлил мой мозг, мысленно скидывал кожу, затем ярыми движениями пилил черепную коробку и наконец доходил до извилин, где сновали черви. Комками, уперевшись друг в друга, они кусали каждый нерв, их чавканье отголосками долетало до среднего уха. Тысячи безногих поедали мой рассудок.

– Быстро ешь.

«Тридцать один тюльпан». Посмотрела на пальцы – все ноготки обгрызены, кожа кое-где искусана, а на пластины ногтей прилепилась засохшая кровь. Кисти рук все в порезах.

«Немедленно жри!» – мама пихнула стакан прямо под нос, как последней свинье корыто.

«Тридцать пять тюльпанов».

Весь кефир оказался на моей голове. С волос стекала вязкая молочная жидкость, саму чашку женщина швырнула на пол.

«Сорок один тюльпан», – я досчитала до конца и впервые посмотрела на маму. Капилляр на ее левом глазу лопнул, и склера наполнилась кровью. Синяки под глазами выдывали не первую бессонную ночь, морщинки стали четче, родинки наоборот сгладились. По виду, ей дашь не меньше пятидесяти, хотя паспорт не даст соврать. Она смотрела на дочь отчужденно, устало и безысходно, по щеке пробежала слеза, взгляд говорил: «Ты убиваешь меня».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.