Наталья Бобровникова - Магический цветок

Первое сентября. В волнении подхожу к университету. В моей сумке короткий отчёт о летней практике и зачётка. Я взбегаю через две ступеньки на третий этаж:

– Ирина Анатольевна, я к Э… Эрнесту Вениаминовичу. Вот отчёт о летней практике.

Молчание.

– Оставьте здесь, я посмотрю. – Заведующая кафедрой задумчиво смотрит на меня. – Он ведь уехал… В Тибет, вы разве не знаете?

– Как? Как это? А магический цветок? – ком в горле душил меня. – Не может быть…

Я машинально раскрываю свою зачётку. На странице «Второй курс» в строке «Летняя практика» стоит отметка: «Отлично». И далее подпись Э.

– Как это могло случиться? Когда?

Стремительно бегу вниз по лестнице, слёзы льются неудержимым потоком, как дождь в тот самый день. «В Тибет? Как в Тибет? Почему в Тибет? А как же магический цветок, что вызывает дождь?»

Моя прабабушка, с тех пор как я её знала, была слепой. Она была чистокровной еврейкой. Урождённая Берта Михайловна Цертий. Когда немцы оккупировали Украину, они убили всех евреев и угнали в Германию тех, кто скрывал свою национальность. Бабушку прятали в подполе. Она прожила там практически всю войну, пока наши в сорок четвёртом не освободили Украину. Благодаря прабабушке семья выжила. Она профессионально шила. В доме была ручная швейная машина «Зингер», по иронии судьбы. Прабабушка обшивала всю деревню, шила верхнюю одежду, одеяла, тужурки, рубахи. В обмен на еду. Нужно же было как-то кормить троих детей: мою маму и двух её младших братьев. Маме тогда было всего шесть лет. Видимо, поэтому прабабушка и потеряла зрение. Скудный свет в подвале давала керосиновая лампа. А на верху в доме квартировал немецкий «герр офицер». Тяжёлое то было время. Мой дед – сын Берты Михайловны, совсем тогда ещё молодой, воевал. Дед был награждён за участие в Сталинградской битве, получил контузию, прошёл бои и госпиталя, вернулся с орденом и медалью. Вернулся он не один – привёз с собой фронтовую жену. Дед, сколько помню его и по фотографиям, был красавец мужчина. Высокий, статный, жилистый. А взгляд! Один взгляд чего стоил. Прабабушка рассказывала, что фронтовая жена была ему под стать – шикарная женщина. Она поселилась в городе. У неё тоже были награды, а ещё партбилет и должность. Бабушка всё время плакала. Мама рассказывала мне, что Берта Михайловна один только раз ездила в Кировоград и виделась с той женщиной. Не знаю, о чём они говорили, но после той встречи фронтовая жена выехала в неизвестном направлении, и никто больше её никогда не видел. Вот такая история. Помнится мне время, когда я студенткой приезжала к бабушке в Кировоград на каникулы. Жили они с дедом и моей прабабушкой в большом двухэтажном доме. До революции этот дом принадлежал одному состоятельному еврею. То было строение в классическом стиле с огромными арочными окнами, высотой около двух с половиной метров. А высота потолков, наверное, метров пять. Окна их комнаты выходили во двор, а за окнами росла огромная раскидистая шелковица. Под шелковицей, как сейчас помню, много раздавленных фиолетовых ягод. Ягоды падали от спелости, а дворовые мальчишки кидали их друг в друга и потом давили эти ягоды сандалиями. В комнате у дед о в было всегда сумрачно, дерево не давало солнечным лучам никаких шансов. Стены выцвели, а потолки отсвечивали серым. Из-за большой высоты белить потолки самим не было никакой возможности. После революции гостиницу отдали под жилой дом. Внутри здания стандартная для тех времён коридорная система с общим туалетом и подвалом в цокольном этаже. На первом этаже располагались производственные площади с отдельным входом, а на втором этаже за каждой отдельной дверью жили люди.

Моя прабабушка уже тогда была слепой. Она каждый день спускалась в пекарню, которая располагалась через дорогу. Прабабушка двигалась медленно, проверяя пространство впереди себя палочкой. Палочка та была очень красивой – чёрной лаковой с позолоченной ручкой и таким же наконечником. Отчётливо помню, как сидела моя прабабушка за большим круглым столом, подолгу глядя в одну точку. Разговаривала она мало. На ней всегда был свежий кремовый платок, а из-под длинной юбки чуть выглядывала накрахмаленная белоснежная рубаха, отороченная шитьём.

– Баба, ты зачем каждый день всё это стираешь, гладишь, штопаешь? Ты же почти не выходишь, – как-то сказала я ей.

– А вдруг меня завтра машина собьёт, а на мне рваные чулки.

Я ни разу не видела, как она раздевается. Поздно вечером в комнате бывало совсем темно, и мы все лежали уже в постелях. Я силилась разглядеть её, потом всё равно незаметно засыпала. А ранним утром, когда удавалось различать очертания мебели, я неизменно видела её на прежнем месте, будто она и не ложилась совсем.

– Ба, ты не ложилась?

– Почему? Вы спали, и я спала.

В её голосе было столько достоинства, будто вызова всей её жизни, тому, что жизнь сделала с нею. И ещё была в этой женщине какая-то тайна, скрытая глубоко в недрах её памяти. Просто я об этом тогда не задумывалась. Когда вспоминаю о ней, мне представляется огромный ледяной айсберг. Мой взгляд неизменно упирается в кремовый, безупречно чистый платок, и столько скрыто всего под водой. Почему не разговорила её тогда, ведь была у нас уйма времени? Сейчас всё было бы по-другому. Вот почему многих так раздражает сослагательное наклонение. Оно слышится как обещание, а на самом деле мираж, обман. Потому что его невозможно догнать и схватить, как Истину.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.