Ульвия Мустафина - Облака по небу проплывали…

Облака по небу проплывали,
будто бы от времени отстали…

Моя жизнь раскрашена в полосочку-
Светлую сменяет темная,
Все мы с вами в этой жизни заключенные,
Все мы с вами относительно свободные.

Мне сегодня поцарапали душу.
Нет, не больно, но щиплет немного…
да и это потом пройдет.

Не будет ни звонков, ни объяснений,
не будет нас,
а только я и ты.
И завтра снова будет воскресенье —
последний день недели
и мечты.

Неслышно падает снег
в краю, где музыки нет,
в краю, где есть и печаль,
в краю, где каждому жаль,

где в дом вошла тишина,
и город будто уснул.
С избытком сном захлестнуло
вперед на тысячу лет,
но в сердце радости нет.

Ложится там, в глубине,
на самом сумрачном дне,
где лишь поверхностью снег,
а снизу корочка льда,
и зимний призрачный свет
не доберется туда.

Смирились все с тишиной,
деревья гнутся дугой,
под ее тяжестью, слой,
наверно, в тысячу лет,
неслышно падает снег.

Спокойной ночи.
Не слышишь? Впрочем,
Какая разница, какая разница.

Сегодня было мне тяжко очень,
Никто не слышал – их не касается.

Другие жизни с чужою болью
Проходят мимо, не возвращаются.

Спокойной ночи.
Не слышишь. Впрочем,
Какая разница, какая разница.

За самолетом тоненькая нить
растает, растворится, оборвется
как голос… и желание забыть
далеким эхом в небе отзовется.

На побережье пусто, несмотря
на споры, шум, веселье. Чье-то счастье
внимательно и робко смотрит на меня,
невинное, улыбчивое счастье…

Заплакало. Не надо, не реви,
я обещаю улыбнуться, значит,
все будет хорошо. Недопустима мысль,
что маленькое солнце плачет.

От Вашего крыльца до моего порога
совсем немного дней, недель и лет.
Но, к сожалению, прямой дороги нет:
ущелья, буераки и тревоги
под сенью лунного, единственного света.

Не надо цепью сожалений
мое измученное сердце обременять.
В них нет спасения.

Со мною словно ветер степи дышит,
но о моих страданиях он не слышит.
Он далеко, ему меня не жаль,
и я ему за это благодарен.

Извечно бесприютен, но свободен.
Порою низко над землей блуждает,
Порою облачной грядой высоко,
но все же, как и я, блуждает одиноко.

Ты безупречен
с головы до ног,
как сок морковный
и салат капустный.

Своей здоровой жизнью
и такой безвкусной
как ты мне надоел.
Тебя ли я ждала?

Все тебе яд:
и хлеб,
и соль,
и сахар.
Тебе, наверно,
жизнь во вред.
А жизни ты.
Ты, улыбаясь,
давишься капусткой.
А мне не лезет в горло
плод моей мечты.

А в том лесу у ночи нет конца,
а в том лесу у ночи нет начала,
а в том лесу сова встревоженно кричала,
пугливая и хищная сова.

А в том лесу жила моя любовь,
а в том лесу моя любовь тихонько умирала,
а в том лесу сова беспомощно кричала,
пугливая и хищная сова.

А в том лесу похоронили нас,
а в том лесу венчались наши тени,
а в том лесу Прощённым воскресеньем
в честь нас заказывают вальс.

Не тоскуй обо мне, не шепчи в тишину,
В этом сумраке дня ты один, и я тоже.
Свечка тает, но воск не боится огня,
Он немного другой, на себя не похожий.

В тишине, у стола, догорающий свет,
Мрак сгущается, но у свечи нет ни страха, ни боли.
Все. Закончилось. Только расплавленный воск на столе,
Только ты смотришь вдаль и ведешь разговоры со мною.

Тени

За светлые стены цепляются тени
за окнами дико растущих деревьев,
Скользят по часам, отмеряющим время -
без четверти два, убеждаются тени.

От призрачных веток не будет спасения,
По снимкам, привыкшим давно к этой ласке,
Бояться ее совершенно напрасно,
Они не нарочно и просят прощения.

К утру ослабевшие, бледные тени
за окнами дико растущих деревьев
скользят по часам, отмеряющим время -
без четверти шесть, убеждаются тени…

Я умываюсь солнечной водой.
Я улыбаюсь вечности в ответ.
Я просыпаюсь ровно в восемь, это поздно.
Я наблюдаю спутник движущейся точкой в небе звездном.
Я существую на планете меж других планет.

Я – капелька в бездонном океане
и чувствую всю тяжесть глубины.
Прохладной струйкой на чувствительные шрамы —
свидетели отчаянной войны…

Не закрывай глаза. Останься,
чтобы снова бороться за спасение мечты.
Ты жадно пьешь и бредишь солнечной водою:
еще воды, еще воды, еще воды…

Воздушная робкая стайка
летящих на свет мотыльков.
Во что превращается синий,
когда обжигает любовь?..

Не задергивайте шторы!
Не лишайте меня неба!
В мутном сумраке душевном
мне его так не хватает.

Распахните настежь окна!
Больше, больше, больше света
и тепла, я не растаю…

Полумрак меня тревожит,
в беспорядке мои мысли,
на большой больной кровати
все равно так мало места.

Под горячим одеялом
дни как годы протекают.
Не лишайте меня неба,
мне его так не хватает.

За окном весна струится,
опьяняя чистотою,
только солнечным настоем
не позволят мне напиться.

Не задергивайте шторы!
Тяжесть их невыносима,
грубо пользуясь бессильем,
вы хороните живое.

Я кричу, но слабый шепот
вы услышать не готовы.
Так по взгляду догадайтесь:
не задергивайте шторы.

Мы опутаны общей тайной,
нитью скрытого звездного смысла,
и навряд ли с тобою узнаем,
почему наши спутаны жизни.

Побережье усыпано галькой,
значит, отдых грозит синяками,
и разрозненной маленькой стайкой
птицы снова прощаются с нами.

Набегая тяжелой волною,
осень слижет уютные краски,
и откроется всем, слой за слоем,
лик печальный и этим прекрасный.