Эдуард Казаков (Элисбарыч) - А у вас так бывает? Лирические, юмористические и иронические стишки и сто тридцать частушек

Я удивляюсь сам порой
И часто мыслью огорошен:
Где мой лирический герой
Набрался столько нехорошего?

Я – чемпион среди мужей.
Он – слабоват по женской части,
Хотя пора ему уже
Себе заказывать запчасти.
Я, может, не такой мастак,
Но к трудолюбью был приучен.
А он (туды его растак)
Трудиться вовсе не обучен.

Теперь, друзья, про алкоголь:
К нему я отношусь спокойно.
А у него подход другой:
Рюмашку выпил – и «по коням!».

Я вверх тянусь – он тянет вниз,
К чему-то липнет и к кому-то.
И этот гад-антагонист
В моей душе рождает смуту.

Но с горечью сказать хочу:
Когда я к лире прикасаюсь,
Я только блею и мычу,
А он щебечет – мне на зависть…

Я б выделил Таисию
Из всех, за толстосисие.
Я создал бы комиссию
И ей вручил Гран-при.
Еще б я создал миссию,
Чтоб изучать Таисию,
Исследовать поверхности
И кое-что внутри…
(Конечно, душу. – Прим. автора.)

Я шел из магазина
И повстречал Ирину.
Свернувши за Ириной, я описал дугу.
Маршрут был очень длинный,
И хороша ль Ирина,
Намаявшись, уставши, ответить не смогу.
Все просто: ведь Ирина
Не взбила мне перину.
Но только вы, ребята, об этом ни гу-гу…

* * *

Вчера Екатерина
Меня обматерила,
Хоть я вполне невинно ее потрогал зад.
Сегодня ж у вокзала
Мне «здравствуйте» сказала,
Прическу поправляла, даря украдкой взгляд.

* * *

С прекрасным именем Надежда…
Срывала, скажете, одежду?
Наоборот, убив надежду,
Сидела, кутаясь в манто.
У станции метро «Динамо»
Я пережил такую драму…
(Она включила мне «динаму». )
И я, покинув эту даму,
Забрал хамон (полкилограмма),
Чтоб не сожрал его никто.

* * *

Куда угодно, но не к Зине…
Уж лучше заплутать в трясине
Или лежать в сырой низине
Иль в грязном придорожном рву.
Пущусь-ка я, наверно, к Инне,
Как Ленин мчался на дрезине
(Стащив провизию в торгсине),
Покинув старую сову.
Проверил: эта Зинаида
Опасна, как дитя Аида.
Уж лучше ящик динамита
Пинать, чем с Зиною дружить.

…Останусь лучше дома, в кресле
Понежить старенькие чресла.
Все это очень интересно,
Но хочется еще пожить.

То было воскресенье,
Я шел и встретил Ксению.
Она несла печенье
И ела на ходу.
Я испытал влеченье.
К печенью или к Ксении?
Не знаю, только понял, что я за ней иду.
Мы встретились глазами. Я выразил почтенье.
Она мне протянула печенья медальон.
И сразу стало ясно: она объект влеченья!

(Хотя в объект-печенье я тоже был влюблен.)

* * *

Сказала Валентина,
Укрывшись палантином:
Мол, строгость карантина…
Короче: «Нет, нет, нет!»…
Финал плохой картины:
Слеза в глазах мужчины…

Но может, у Ирины
Сильней иммунитет?
* * *

Я молод был… Красотка Рива
Меня любила до надрыва.
И столь в любви была игрива, что я порой бывал смущен.
Летели вместе мы с обрыва,
Любовного алкая взрыва,
И если я был недогадлив, то благородно был прощен.
Я ей дарил духи и розы.
Недели пролетали мимо…
Но появился Ройзман Фима, и я был попросту смещен.
P.S.
Потом настало осознанье:
У Фимы было обрезанье…

* * *

Мое общенье с Верами,
Как бег в мешках с барьерами.
Они особы нервные,
Ты с ними не шути!
Они пренебрежительно-надменны с кавалерами.
Уж лучше сразу первыми
С дистанции сойти.
Но есть у них особенность,
Не каждому доступная.
Секрет тот – моя собственность,
Не выдам, не проси.
Дошел умом я собственным!
И Вера неприступная
Становится овечкою… А ты ее паси…

* * *

Чтоб в вас влюбилась Зоя,
Есть правило простое.
(Еще с времен застоя я знаю по себе.)
Приветствуй Зою стоя,
Не критикуй устои…
Возможно, эта Зоя – сотрудник ФСБ.

Когда я прилетал из Рима,
Мной заинтересовалась Римма.
Когда я ей звонил из Крыма,
Она не очень-то того…
А тут встречает пилигрима
И глазки делает игриво,
Хотя прекрасно знает Римма,
Что не привез ей ничего.
Ах, меркантильная ты ж с… штучка!
Когда я стал благополучным,
Ты сразу подловила случай,
Чтобы использовать его.
Не трать свои напрасно чары.
Когда я ездил в Чебоксары,
Тогда б свои включала фары.
И все бы было ничего…

* * *

Вас уверяю: Штильман Флора
Дала бы многим дамам фору.
Ее глаза, как светофоры,
А бедра… Ах, не вспоминай!
Водители бросали взоры
И глохли мощные моторы,
Когда божественная Флора
Входила царственно в трамвай.
Однако мы расстались скоро.
Ушел ногами, не на скорой.
Она смотрела из-за шторы…
Ушел. Такие вот дела.

Причина?.. Я люблю объемы
И знаю разные приемы,
Но траты были неподъемны,
И в целом Флора тяжела…
* * *

Я дрых, а эта Алевтина
Взяла вещички и свинтила.
По всем законам карантина за это надо расстрелять.
Представил мести я картину,
Как в жутком фильме Тарантино.
А впрочем, все это противно.
Пускай уходит. Ишь ты глядь!
Я буду мыслить позитивно,
Замену ей искать активно,
Отбор применим селективный, зачем мне плакать и страдать?
Что слаще может быть свободы?
Друзья, какие наши годы?
Есть экземпляры у природы…
Их корабельные обводы
Мы снова будем обнимать!

* * *

Я долго изучаю Майю,
Но до конца не понимаю.
Ее я крепко обнимаю, да так, что руку сводит мне.
Я, что положено, снимаю
И, что положено, вздымаю…
Но тут же четко понимаю: то упражненья на бревне.
В депрессию впадаю, в пьянку.
Я лью ей снадобье из склянки…
Быть может, баба – лесбиянка?
Иль дело все-таки во мне?
Тогда решенье принимаю —
Иду тестировать Аглаю.
Ее массажем донимаю, любовным выкрикам внимаю…
Я снова, братцы, на коне!

* * *

Я помню все: мне эта Дарья
Взорвала оба полушарья.
И хоть по жизни не бунтарь я,
Мой бунт был страшен и жесток.
Вломить бы мог вовсю, как встарь, я,
Но сел бы ни за что, ударь я…