Ира Ленц - Поплакать – подумать – помечтать

В холодной трубке – телефонный плач.
Не жалобный – безжалостный и резкий.
Ежевечерний, преданный палач
Застыл в поблекших складках занавески.
За окнами – деревьев серый ряд.
Еще чего-то ждут нагие ветви.
От одиночества бежать? Куда бежать?
Дорог не разбирая, километров.
А ТАМ – голубоглазые олени,
Сапфирно-изумрудная роса…
Шаги… шаги… а, это просто тени
Пришли, чтоб посмотреть в мои глаза.

Где-то есть этот дом,
Где так много квартир,
Где за плотным окном
В бездну падает мир.
Вроде, где-то в Филях,
Где метель, как прибой,
Где твой снег на ветвях
Голубой-голубой.
Пахнет ландышем воздух,
Вареньем из роз.
С щек срываются звезды
Фарфоровых слез.
Опаляя сугробы
До самой зари,
Ежась, бьются в ознобе
Твои фонари.
В очертаниях смутных
Угадаю твой дом.
Ты живешь так уютно
За плотным окном.
На моем же – безвольно
Рисует рука:
«Ты» равняется «больно»
Плюс-минус «тоска»
Воспаленное танго…
Ты видел уже
Эту новую ранку
На тусклой душе?

В золото листьев кутаю плечи.
Платье небесно-нежного цвета.
Я никогда тебя больше не встречу,
Письма мои не дождутся ответа.
Я не жалею растраченных строчек.
Умер мой ангел с улыбкою белой.
Тихо закрыл свои ясные очи
И прошептал мне: «Во счастье не веруй».

Здесь сосны без хвои,
Больные русалки.
И ты не со мною.
Как жутко! Как жалко!
И цвет моей кожи стал мертвенно-синим.
Как душно! Как пошло!
Как не-вы-но-си-мо!

С неба светит серп огромный
На мою кровать.
Ах, с душой пустой и темной
Трудно засыпать!
Сердце больше не посмеет
Верить в чудеса.
Не по возрасту мудрее
И грустней глаза.

До свидания и до встречи.
До нескорой, нескорой встречи
На вокзале, с которого в вечность
Отправляются поезда.

Мой отходит через минуту.
Теплый бриз в парусиновых туфлях
Так целует меня, как будто
Мы не встретимся никогда.

Это просто игра такая.
Называется «я умираю».
И я раньше тебя, я знаю,
Отправляюсь в последний путь.
Просто ты не в моем апреле,
А в какой-то чужой постели
Обнимаешь чужие плечи
И опять не можешь уснуть.

Не думай, что мне плохо. Ты не знаешь,
Насколько плохо мне на самом деле.
Живи в своей прекрасноликой Вене
И никогда не думай обо мне.

Ходи пить пиво вечером с друзьями,
Зови подружек в съемную квартиру,
А выходные проводи в деревне —
Родителей и брата навещай.

А я останусь на краю Вселенной
И стану ждать пришествия апреля.
И он придет. И я тебя забуду,
Чтобы не вспомнить больше никогда

В белой церкви при свете дня
Кто-то молится за меня.
Повторяет: «Пойми. Прости.
Помоги ей в ее пути».

«Обрати к ней свой чистый лик.
Груз грехов ее так велик!
И по жизни – совсем одна —
Как на ощупь бредет она».

«Грех ее тяжелей всего.
Я ведь сам создавал его.
Обнажал в ней ее порок,
Пил взахлеб боль ее тревог».
«Я наполнил ее покой
Ложью, мукою и тоской.
Изо всех своих черных сил
Изощренно ее губил».

«Соблазнял, манил, а потом —
Упивался ее стыдом.
Я взлелеял в ней этот страх.
Я – ее самый лучший враг».

«Потому и прошу тебя:
Возлюби ее – так, как я.
И внимая моей мольбе,
Забери поскорей к себе».

Снежное время
Для сна и забвенья.
Нежное бремя
Тоски, непрощенья
Детских утех
Невозвратного лета.
Летом был снег
Изумрудного цвета.

Глупых признаний
Унылые тени,
Тонкие грани
Умалишений,
Соприкасанье
Теплыми ртами,
Необещанье
Всего между нами.

Снежное время
Замерзших желаний,
Необратимых
С тобой расставаний.

Я прощаюсь, я таю, опускаюсь на дно.
Исчезаю, я знаю, всем давно все равно.

Распласталась, разбилась, рассыпалась в прах,
Кислотой заискрилась на серых губах.

Из пяти вариантов возможных кончин
Я просила – о странной, той, что без причин.

Ты просил – для меня – ту, что всех тяжелей.
Боги вняли смиренной молитве твоей.

Я прислушиваюсь к звукам.
Я ловлю их чутким ухом.
Только ничего не слышно —
Лишь асфальт целуют шины.

Но никто к нам не приедет,
И не выручат соседи.
Только мрак под дряхлой крышей,
Ужас в шорохе мышином.

Будто никому не важно,
Что журавлик не бумажный.
Пьет взахлеб мои микстуры,
Верит – я его спасаю.

Я – на грани, он за гранью —
Хрупкий лед под белой тканью.
Ни любовь, ни процедуры —
Ничего не помогает.

Ни молитвы, ни иконы
Не заглушат эти стоны.
Я лечу его от смерти
(Ничего не помогает!!!)

До свиданья, мой журавлик.
До свиданья, мой ребенок.
Так, наверное, бывает.
Так, наверное, бывает.

Ударил, что было силы,
Словом страшным, сказал: «Мне жаль».
На ресницах моих застыла
Больная, немая печаль.
А казалось, он не сумеет…
Сквозь холодные стекла очков
Чем-то диким и жутким веет
От безжалостно черных зрачков.

Уходи! Не жертвуй собою.
Мы стали совсем чужими.
Ты дважды уже другое
Во сне выкрикивал имя.
За любовь прощенья не просят.
И для жалости нет причины.
Уходи! Мои жуткие очи
И тебя утянут в пучину.
Ничего не надо! Не пробуй
Воскрешать убитое нами.
Лишь немного постой у гроба
И ко лбу прикоснись губами.

Будет то, о чем писала:
Те дороги, что не сводят,
Свечи в храме, о которых
Не заплакать никому.
А еще – слепые дети,
Черный снег на ветках яблонь
И в беззвездной тверди неба
Птиц умерших голоса.

Живу, ничему не радуясь, —
Для радости нет причин.
С непонятной надеждой вглядываюсь
В номера серебристых машин.
Но лишь усталое одиночество
На щеке слезинкой горит.
И быть счастливой уже не хочется,
И совсем не хочется жить.