Александр Пелевин - Красное, чёрное, белое и нечто совершенно иное

Кажется, вы с ней знакомы. Похоже, ты видел её давно.
Тысячу раз ты читал о ней в книгах, смотрел на неё в кино,
Думал ли ты, что увидишь вблизи, как знакомы её черты?
Вот она здесь, на пороге. А рядом – ты.

Старуха тебе говорит: «Посмотри на огонь, посмотри на дым.
Скольких ещё похоронишь и сколько тебе ещё быть живым?»
Слушаешь, как загремело вдали, привыкаешь к ночам без сна,
Ходишь по выбитым стёклам, сидишь у окна, за окном – война.

«Всё это будет отныне твоим, – говорит. – Привыкай, мой друг.
Видишь, как просто в одно из мгновений меняется мир вокруг?
Вспомни, когда ты впервые подумал о том, что ещё живой.
Я не уйду. Я надолго теперь с тобой».

Чёрное, страшное, дикое, воет сиреной, гудит, ревёт,
Лупит снарядами, пахнет горелым, толкает тебя вперёд,
Прямо туда, где вонючая копоть, безумие, кровь и грязь.
«Страшно, дружок? То ли будет ещё!» – отвечает она, смеясь.

Страха однажды не будет. Она ничего не отдаст взамен.
Будет железо и копоть, и окна без стёкол, и дом без стен
В мире, где надо отчаянно помнить, что ты до сих пор живой,
И говорить на одном языке с войной.

Чтобы однажды она замерла и услышала твой ответ,
В жилах твоих вместо крови течёт
Нескончаемый белый свет.

Мой товарищ лежит у развалин стены, и лицо его стало другим.
Наши глотки разодраны и сожжены, в наших лёгких отравленный дым.
Вот пришло это время, пора умирать, мы дожили до этого дня.
Вы сегодня убили его и убили меня.

Я кусаю платок окровавленным ртом, я ногтями сдираю покров.
Как у вас там. германцев, в легенде о том корабле из ногтей мертвецов.
Что придёт на последнюю битву по льду из обители вечного сна
В ночь расплаты, когда океаны промёрзнут до дна.

Я хочу, чтобы враг слышал собственный вой и удар моего сапога.
Я мечтаю о том. чтобы мёртвой рукой дотянуться до шеи врага.
Ваши бомбы, винтовки и ваши штыки не помогут вам взять Осовец,
Мы ещё не узнали, кто здесь настоящий мертвец.

Мой товарищ встаёт, я встаю рядом с ним, мы стоим на сгоревших ногах.
Я стреляю сквозь едкий отравленный дым, мне понравилось видеть ваш страх.
Мне награда теперь – не кресты на груди, а на ваших могилах кресты.
Мне приятно смотреть, как у вас перекошены рты.

Кисло-сладкая кровь наполняет мой рот, но мой голос – огонь батарей.
Я покинул теперь человеческий род. я уже не из рода людей.
Я легенда, я шёпот Лесного царя, я покойник, идущий вперёд.
Я дракон из пещеры, я призрачный дух из болот.

И теперь вы хотите вернуться домой, вас пугает ходячий мертвец.
Вы боитесь меня, потому что со мной Мать-Россия и Ужас-Отец.
Вы бежите по выжженной вами земле, как бежали когда-то по льду,
Вы отправитесь в ад, я поймаю вас даже в аду,

И в аду я сожгу ваши души дотла, чтобы снова увидеть ваш страх.
К вашим фрау вернутся лишь ваши тела в крепко сбитых немецких гробах.
Я сильнее вас всех, и поэтому вы не дождётесь моих похорон.
Вот я мёртв – и костлявой рукой досылаю патрон.

Сегодня так жарко, что красные звёзды с фуражек
Стекают горячей эмалью в густую траву.
Сознание трудно всё время держать на плаву:
Мы знаем, что сон пробирает врага до мурашек,
И мы ему снимся, но видим его наяву.

Мы снимся, как снится туман над железной дорогой,
Как запах болота, как шёпот в густой тишине,
И наши товарищи знают, что сны о войне
Всегда остаются с солдатом тяжёлой тревогой,
Ещё тяжелее винтовки на мокрой спине.

Сквозь душное марево над бесконечным пожаром
Мы видим, что солнце похоже на красную медь.
Мы знаем, что явь, а не сон обернётся кошмаром,
И наш командир на секунду покажется старым,
Как если бы вдруг командиры умели стареть.

Пусть бьёт пулемёт в нашу сторону без остановки,
Пусть рушатся башни и статуи падают ниц.
Мы целимся сквозь пелену окровавленных лиц.
Не дрогнет рука, не опустится дуло винтовки
В строю васильковых фуражек и алых петлиц.

Вижу, как люди хоронят вождя: омывают холодные ноги,
Дарят ему золотую броню, остригают седые усы.
Вот он лежит в погребальной ладье и готовится к долгой дороге
В мир, о котором поёт его мать, расплетая обрубок косы.

Больше смолы и еловых ветвей, чтобы дерево лучше горело,
Чтоб в дыму исчезал горизонт и трещала сухая кора.
Вождь, не умеющий жить без огня, отдаёт ему мёртвое тело
И, исчезая, дрожит на воде затухающим бликом костра.

Вождь растворяется в каждом из нас. Он беззвучен, безлик и неведом.
Он обращается в пыль на дороге, в холодный туман над рекой.
Он в барельефах, на старых фасадах, в легендах, рассказанных дедом.
Своды подземных дворцов охраняют его бесконечный покой.

Вождь возникает из боли в затылке, из страха, из липкого пота,
Вождь возникает – и рушатся стены, и в воду слетают мосты.
Падают звёзды, ревут океаны, кипят под ногами болота,
Крошечный мир исчезает в пожаре, и ты – это больше не ты.

Ты – это штык в миллионе штыков, это ветер, колышущий знамя.
Ты – это страх, от которого враг просыпается ночью седым.
Вождь – это то, что рождается в нас и однажды становится нами.
Вот он идёт. Тяжела его поступь. Иди и сгори вместе с ним.

Когда проснулся Ленин, всё исчезло.
Сначала отключился интернет,
Затем умолк на кухне телевизор,
Заткнувшись разноцветной паутиной.
В соседнем доме выключился свет.

Прошла минута – и исчез мой кот,
Свернувшийся клубочком на диване.
Исчез диван, за ним исчезло кресло,
И стрелки на часах остановились
На цифрах 19:23.

Всё стало тихо – тише, чем во сне.
Открыв окно, я не увидел неба,
И небо не увидело меня.
Когда проснулся Ленин, мы заснули
И больше никогда не просыпались.