Владимир Яковлев - Взгляд щенка

Изгиб судьбы на клетках чёрно-белых
Неочевиден лучшим игрокам.
Итог решений, явно скороспелых,
Стал образцом зевка ученикам.

Ответный ход всё доказал отлично,
Цугцва́нг, как и всегда, привёл в цейтно́т
Гроссмейстер встал, ругнулся неприлично…
С тех пор он пешки очень бережёт.

Моя элегия ведёт меня к итогу:
Путей к победе может быть мильон,
Но, собираясь в дальнюю дорогу,
Придётся пешек взять дивизион.

Век двадцатый,
Век печальный,
Век, принесший столько бед,
Век, прогнивший изначально,
Ты ушёл,
Тебя уж нет…
***
Мы мечтали, и серьёзно:
Двадцать первый век придёт —
Ни один жучок навозный
К нам туда не попадёт.

Мы вещизм в себе давили,
Изгоняя как сорняк,
Мысль о личном изобилье,
Я не знал, что я – бедняк.

Мы терпели, мол, недолго,
На подходе новый век,
И считали – скоро гордо
Распрямится человек.

Коммунизм на всей планете,
Чистота и рай кругом,
Мир так праздничен и светел,
Полна чаша – каждый дом.

Ну, конечно, НИИ ЧА́ВО,
Без фантастики – никак,
По орбитам величаво
Бродит спутников косяк,

Люди честны по природе,
Преступлений больше нет,
Все имеют огороды
На ближайшей из планет.
***
Но мечты с мечтами споря,
Плыли мимо, а пока
Мы, не ведавшие горя,
Не валяли дурака.

Изучали всяких разных
Революций дружный хор:
Социальных, буржуазных
И французский термидор.

Мы хотели многотонной
Стать громадой добрых дел,
Только пятою колонной
Среди нас Плохиш пыхтел.

Силы юные копились,
Выясняется – не зря:
Для свержения сгодились
Большевистского царя.

Красный галстук, стяг наш алый,
Искор пламенная пыль…
Стал нам красный цвет, пожалуй,
Не как память, а как быль.
***
Верую я, верю всё же,
Говорят, что я чудной…
Но нацизм – в России? Боже,
Что ты сделал со страной?

Ваххабиты и скинхеды,
Педерасты всех мастей,
Думские законоведы
С языками без костей.

Гомон, гул, раздор, делёжка,
Не уступят волосок.
Где моя большая ложка?
Где мой лакомый кусок?

Перегрызлись, аки звери,
За свои чаны дрожат,
А границ открыты двери,
И там коршуны кружат.

С новой верой и порядком
Прёт на ужин жирный коп,
Фермер так по своим грядкам
Аппетитный рвёт укроп.

Новый век стоит непрочно,
Судный день занёс топор —
Двадцать два, все знают точно,
Это явный перебор.

В двадцать первый погружаясь,
Не впишусь я, как изгой,
И, ночами просыпаясь,
Я хочу назад, домой.
***
Век двадцатый,
Век пропащий,
В моём сердце не поблек,
Теперь странно так звучащий:
Век двадцатый —
Прошлый век.

Смутное время, неясная тень,
Свет позади, впереди – не понять.
Сохнет, сжимаясь, желаний шагрень,
Шанс прозевал – не воротишься вспять.

На автомате, поникнув, бреду,
Застит туман окружающий лес,
Я, как и все, придёт время, уйду,
Помощь принять откажусь наотрез.

Кто-то неслышно зовёт меня вдаль,
Где-то незримо мерцает зарница,
Может быть, это сверкает хрусталь,
Может, мерещится, может быть, снится.

Зыбко, непрочно и смутно вокруг,
Время течёт, ускоряя свой бег.
Валится всё из трясущихся рук,
Знать бы, когда твой окончится век.

Роскошь незнания даты конца
Ошеломляет числом перспектив
И терпеливо стирает с лица
Скорбные мысли, любой негатив.

Смутное время, таинственный лес,
В нём не заблудишься, только лишь прямо.
Необходимо дойти до небес,
До на мгновенье мелькнувшего храма.

Не стреляйте по хрустальным окнам
Мёртвых городов планеты Марс.
Этот мир поэтами был соткан
Желтоглазых марсианских рас.

И изящных башенок макушки
Не тревожьте залпами свинца.
Их ажурных нитей завитушки
Пусть не тронет лапа подлеца.

Ах, с каким я сам бы наслажденьем
Выбил зубы мерзкому хамью,
Меченному тенью вырожденья,
Ставшему подобием зверью.

Как же жить среди этой отставшей
От цивилизации толпы?
В грязь гнилую походя втоптавшей
Хрупкие букеты красоты.

Атомы толпы так все похожи,
Кто и где, когда их воспитал?
Чувства их настолько толстокожи,
Не проткнёт и совести металл.

Уши их не слышат звук искусства,
И глаза покрыты пеленой.
С кругозором, стянутым Прокрустом,
С интеллектом лужи глубиной,

Мне бы остров в океане Тихом,
Я б туда собрал таких людей…
Чтобы там не слыхивали слыхом
О подонках никаких вестей.

Только мыслью я сегодня ранен,
Мыслью краткой, словно некроло́г:
Я – последний в мире марсианин.
Вот и пуля мне летит в висок…

Мир устроен вполне логично:
Есть начало, за ним конец.
Пусть далёк, как созвездье Телец,
Но он есть, и это отлично!

И причинность такого рода
Привлекает к себе сама:
Пусть сначала умрёт зима,
Лишь потом расцветёт природа.

Удивительная простота:
Напряженье, усилий трата,
Труд сначала, в конце – зарплата.
Мир устроен так – красота!

Разве можно представить нечто
Без начала и без конца?
Я сторонник идеи Творца:
Не ваять ничего навечно.

Счастье вечное нам бы постыло,
Не даётся оно навсегда,
Не боялись терять бы тогда,
И кому б оно нужно было?

Но хоть спорить с Ним не пристало,
Всё же что-то напутал Творец,
Ведь у смерти вначале – конец,
А в конце только будет – начало.

Флирт на уровне дыханья,
Призрачный короткий миг…
Вроде бы без основанья,
Непонятно, как возник.

Мимолётный взгляд, скользящий,
Вдруг споткнулся на бегу,
И дохнуло леденящей
Яркой блёсткой на снегу.

Так бывает, хоть нечасто,
Только если есть ответ.
И тогда уже вы каста,
Только двое, других нет.

Продолжению мешает
Правил светских прочный свод.
Призрак новой жизни тает,
Как случайный эпизод…

Ночь вползает мне в душу вечностью,
С терпким привкусом пустоты,
Дегустируя, сердцем не́что пью
Ностальгической красоты.