Диана Галли - Меня звали Маленьким Принцем

За всех наш двор расплатится,

За всё ему заплатим:

За выпускные платьица,

За ёлки на асфальте.

2006

Ты вернёшься, журавлик,

Надежда моя, воскресенье.

Покачнётся земля,

Уплывёт из-под ног на мгновенье.

Коридором Дворца

Непонятной и дикой Культуры

Ты вернёшься,

Когда замолчат театральные дуры.

Хватит сплетен и слухов,

Нестиранных тряпок злословья,

Злоязычников глупых,

И недругов, ряшек коровьих.

Улыбнусь, воробьиные перья

Сорву и развею.

Ты вернёшься, журавлик! Я верю,

Я верю, я – верю.

2007

И опять, и опять

недотрога-дорога

в глаза.

И опять, и опять,

промокая в ночи,

на вокзал.

И опять, и опять

ржавый листик надежды,

билет.

Провожающих нет.

Провожающих нет.

Проводить тебя?

Нет.

Дверь промерзла, примёрзла.

Замка не открыть.

Дом застужен, простужен давно.

Утром солнце не греет,

И Север молчит

За моим ледяным окном.

Мне приснилось, что где-то,

В нездешних краях

Я жила восемнадцать лет.

Там, где лето

Похоже на поводыря

И выводит на Божий свет.

Бил дорожный ветер мои рукава,

Пил закат из моей горсти.

И была любовь –

Лишь она была

Моей совестью на пути.

Так приснилось,

Что до сих пор болит

Сон чужой и не про меня.

Северное сияние запалить.

Кружку спирта, табак.

Огня.

2007

Хочется прилечь и отдохнуть

От всего, что просто не сбылось.

От пустых и детских «почему»,

От дороги, музыки и слёз.

Вытянуться веткой на траве,

Веки опустить и не дышать.

Попросить у прошлого совет

И судьбы своей не искушать.

Отдохну. Проклюнется звезда,

Небосвод навылет проколов.

Прорасту из прошлого тогда

Из безверья – в радость и любовь.

2007

Был убит при попытке бегства

Из детства.

Обыск тела преступника

Дал результаты:

Наркота, оружие, сигареты

И четыре бутылки денатурата.

Замусоленный томик Гарсиа Лорки,

Полувоенная, не по сезону, куртка.

И серая масса в кармане,

Оказавшаяся хлебом (коркой).

Умирая, звал друга. Обычно зовут маму.

Был странный какой-то – контуженный что ли?

Скрёб ствол сосновый, сломал себе левую руку,

Пока его убивали – смотрел в упор.

Потом закопали его на болоте.

Уехала спецгруппа, ушли собаки.

А ночью на холмике выросли бело-розовые

Нездешние, пьяные, шалые маки.

И так они звали, так звенели,

Роняя с кудлатых голов росу,

Что потянулись к холмику все неубитые дети.

Все те, кто завтра будет убит в человеческом лесу.

9.10.06

Ты помнишь – над городом крылья устали,

И мы опустились на синюю крышу.

А люди спешили и не замечали,

Что вечного города больше не слышно.

И не было вечного города больше,

Качались в тумане озябшие шпили.

И улочки сонно шептали нам:

– Что же,

Чего вы искали, пока не любили?

Над городом крылья устали. Быть может,

Пора отдохнуть. Что прошло – всё со мной.

Лишь память о чуде тревожит. И сложно

Не выйти на крышу нелётной порой.

2007

Если ветер меня разбудит,

Я боюсь, что проснусь убитой

В той траншее, в конце июня,

А над головой – мессершмиты.

Где недавно в панамках белых

Детвора по двору кружила,

Краской женщина выводила:

«Эта улица под обстрелом.»

И четыре зимы до мая,

Репродукторы хрипло лают.

Мы с тобой и не знали, мамка,

Сколько жизней в одной буханке.

И четыре зимы до мая,

И над Ладогой чаек стая.

Мы и вправду не знали, мамка,

Сколько жизней в одной буханке.

2008.

Генерал, твой последний солдат воротился из боя.

Чуть живой, прокопчёный до нитки тоской и судьбой.

На перроне качает его предрассветным прибоем.

Медальоном луна закатилась над вашей Москвой.

– Я вернулся. – Ни слова иного, – вернулся. И снова

Закурить бы да заняты руки и пусто внутри.

На границах спокойно. К заданиям новым готовы.

Мной разучена логика жизни и карта любви.

Если жизнь – полоса, точка А, точка Б, фактор риска.

Если с каждым авралом короче и горше отбой.

Одного я прошу, генерал мой, далекий и близкий,

Жди меня. Если где-нибудь ждут, значит нужен живой.

2006

Подъезды пусты под вечер,

Дворы до утра уснули.

Ворам поживиться нечем,

Что взять у смешной бабули?

И только соседка Ира

Графинчик к столу приносит.

– Когда ты вернешься, милый?

Вернулись все наши, Костя.

Пора бы уже, пора бы.

По небу пошли ракеты.

Состарились наши бабы.

А внуки в Афгане где-то.

Пора бы уже, ну что ты…

Вожди – президенты стали.

Уже заплевали площадь,

Что Красной когда-то звали.

На вынос пришел к старухе

Лишь пьяненький участковый.

А Костя, раскинув руки,

Все годы лежал под Псковом.

2009

Если выживу после Афгана,

Я хотел бы вернуться туда,

Где певучие суры Корана

Научили нас: кровь – не вода.

Где кому-то пришлось задержаться

Дольше срока. Кому-то навек.

Но оттуда пошло наше братство:

Десять лет, породнившие всех.

Будут позже – литруха-подруга,

Чёрный хлеб по талонам, врачи,

Перестройка, чиновничья вьюга,

Август-месяц, хамьё и бичи.

И волками посмотрят соседи

На медали не нашей страны.

Что ж поделать, коль кровные дети

Здесь, в России, уже не нужны.

Если выживем, то не забудем -

Соберём батальоны свои.

Мы чуть больше, чем русские люди,

Мы единый народ «шурави».

Дай Бог выжить и после Афгана,

И однажды вернуться туда,

Где певучие суры Корана

Научили нас: кровь – не вода.

Сентябрь 2007

I.

Усталость – сестра бессилья.

Люди не любят, а судят.

Прокуренной впалой грудью

Выкашливать свои крылья.

Тащиться на Три Вокзала,

Расталкивая прохожих.

И, тщетно считая шпалы,

Шептать: «Прости меня, Боже.

Прости, что себя забыла

И не поверила в чудо.

Как в детстве, зашёптывать милость:

– Прости, я больше не буду…»

II.

Ангел-хранитель принёс воркутинских снегов.

Бес-искуситель сегодня вернулся в столицу.

Отче, прости, что я был только «маленьким принцем».

Просто уйти на тот свет я теперь не готов.

Да, красотой не сумел я начспаса спасти.

Вызволил душу живую из волчьего плена.

Не отмолил половины потерь и пути,

Был человеком: боялся измены и тлена.

Страха лишился и зелье хмельное отверг.

Бабьей хулы пригубив, был нелеп и отчаян.

Отче, но я человек, я живой человек!