Александр Рыхлов - На пути в прекрасное далеко. Приглашение к разговору

Ошарашенные таким вероломным решением бывших коммунистических руководителей славянских республик, узбеки “пошли” домой в свой Узбекистан, киргизы – в Киргизстан и стали кыргызами,

таджики – в Таджикистан,

туркмены – в Туркменистан,

грузины – в Грузию,

азербайджанцы – в Азербайджан,

армяне – в Армению,

латыши, литовцы, эстонцы – в свою Прибалтику,

молдаване – в Молдавию.

Печально то, что братья славяне – украинцы и белорусы! – тоже помахали России ручкой.

Все они ушли, перестав по заграничному зваться русскими или россиянами. Ушли, повесив бремя “коммунистических” долго вперед миром на действительных россиян.

Ушли и теперь наблюдают как Россия и россияне в одиночку противостоят заграничному окружению, агрессивному, не жалеющему денег на разжигание внутренней неприязни между народами России и братскими народами бывшего СССР.

В головах зарубежных политиков давно свил гнездо югославский вариант расчленения последнего форпоста когда-то всесильного и величественного СССР и, главное, – в этом гнезде поселилось неистребимое стремление посеять панику среди россиян, сломить их веру в незыблемость границ Российского государства.

Там за кордоном, понимают – если не сломать психологию и не нарушить душевное равновесие россиянина, на Русь идти войной нельзя – будет проигрыш. Понятие это пришло, как ни странно, при скрупулёзном изучении жизни советского человека, начиная с того периода, когда он всерьёз почувствовал себя свободным, заразившись революционными идеями марксизма обрушить царскую империю.

Разруха в после революционной стране, изнуряющий труд по восстановлению народного хозяйства, война с фашистами, снова изнуряющий труд по восстановлению народного хозяйства закалили характер россиянина, превратив его в несгибаемого борца за землю, на которой пришлось родиться и так трудно жить.

Незабвенная Ольга Берггольц однажды написала:

Советская Родина к своему народу была не матерью родной, а мачехой, но для самого народа роднее её никого и никогда не было.

Конечно, у каждого отдельно взятого россиянина есть своя Россия, своя жизнь в ней и, всё же, в главном стремлении жить по заветам страны, россиянин всегда со своей общей страной.

Та же Ольга Берггольц в интимной беседе с Родиной не очень-то злилась на неё и однажды не удержалась, сообщила, что Русь

Это было написано в 1939 году. Впереди будут страшные 1941–1945 годы. Работа поэтессы на радио в осаждённом Ленинграде, где сотни тысяч горожан погибали от голода, холода, болезней или были убиты фашистами в ходе боевых действий. На чудом выжившую поэтессу выпала самая худшая из доль: видеть, как гибнет огромный город, как гибнут рядом родные для неё люди, а она, хрупкая, падающая в обмороки от голода, обращалась каждый день к уцелевшим ленинградцам по радио, и её голос вселял в их души уверенность:

“Страна нас не забудет! Придёт время, и мы победим!”

Истинно, когда нас много, когда нас миллионы и мы – россияне, мы – непобедимы!

Когда ты у смертной черты и, не смотря на своё российское происхождение, ты всё-таки находишься среди нас – миллионов! – в одиночестве, ты – обречён. Победа будет не за тобой.

Единственно, что тебя спасёт (и то лишь в памяти народной) – твоё Слово, твоё Дело.

Хорошо, если сумеешь прославиться, – твоё Слово или Дело прогремит на всю страну, весь мир – бессмертность тебе обеспечена.

Но как быть другим, чей труд незаметен, а он так необходим родному трудовому коллективу?

Но как быть стране без итогов труда любого коллектива, в котором есть частичка труда отдельного человека?

Он – человек, чей труд для страны незаметен, но равноправен с любой знаменитостью и потому имеет полное право заявить о себе народному сообществу в любом качестве.

Например – телешутом, шоуменом, вечным оппозиционером всему сущему и вящему и тем прославиться.

Труд такого народца хорошо оплачивается.

Можно стать работником умственного труда – писателем, поэтом, журналистом в любом качестве.

Воспевать труд рядовых тружеников полей, животноводческих ферм, фабрик и заводов, которым жизнь не уготовила другого занятия; как копать землю, доить молочное стадо, убирать навоз, а в городах обслуживать ткацкие станки, варить сталь и много чего делать на ещё работающих фабриках и заводах.

Причём освещать их жизнь надо не на грани примитива, а показать её в таком величии, как это делалось в советское время, где труд гегемона – рабочего человека! – возносился на небывалую высоту все известия.

Кем ещё можно стать у нас в России сейчас?

В России, которую покинули даже славянские республики!?

Только её горячим поклонником, патриотом, с большой буквы, ибо в сегодняшней России воспевается уже не труд на благо Отчизны.

И, притом, не стать, а быть Патриотом и не разочаровываться в ней, верить в её живучесть, смотря на хлипкие потуги её современных управленцев.

Патриотизм никогда не покидал просторы Российского государства.

Даже в лихие времена злато-ордынских набегов.

Он рождался в русской среде и волнообразно растекался среди других народностей, накрепко оседая в их душах.

Как говорит мой товарищ, к которому я еду: “Русский – он кто? Он – человек страны, главный её Патриот”.

Согласен!

Русский – он “всехный”, чуткий и отзывчивый. Ещё Достоевский видел в русских их всемирность, их все человечность. Чужое для русских чаще дороже своего, но – главное – русские открыты для всех и беззащитны перед всеми: их каждый хочет обидеть и унизить словом, а больше – делом… – Мам, а муха-цокотуха разве может по полю ходить?

– Может, может… Вадик, не мешай! Так вот – мы, русские, слишком совестливые, часто подвергаемся самобичеванию. – Мам, а муха-цокотуха разве может иметь денежки?

– Может, может… Что? Какие денежки? Ах, вот ты о чём…Я тебе потом об этом расскажу, а сейчас – не мешай! Так вот русские всегда готовы все беды мира взваливать на себя? Выдержим ли?

… Пока шёл, занятый мыслями о России, набрёл на разговор малыша и солидной дамы с мобильником у уха.

Оглядываюсь и вижу-заблудился среди вольно (без улиц!) застроенных пятиэтажек. И разговор дамы с кем-то меня удивил: мы с ней оба думали об одном и том же – о стране нашей. Только дама ещё убеждала кого-то: