Дмитрий Руденко - Золотая рыбка

Жил старик со старухой седой
У самого синего моря.
Жил как мог, все боролся с нуждой
И не ведал особо горя.

Невод по морю тихо тянул,
Не жалея ни рук, ни лица.
Рыбку вялил, в воде не тонул
И все ждал своего конца.

Жизнь прошла. Пролетели года,
Думы тяжкие подступали.
Как же будет старуха одна?
Видно, высохнет от печали

В ветхой хижине здесь, у воды,
С чайкой белою по соседству?
Ни для радости, ни для беды
Не оставит он ей наследства.

Соль морская была порукой —
Счастье поровну, как и горе.
Так и жил со своей старухой
Наш старик у синего моря.

Раз закинул он невод в море.
Тянет, вытянул, вот беда.
Видно, мало хлебнул он горя.
Там внутри лишь одна вода.

Он в другой раз надежду ловит,
Все сжимает сильней кулак.
Не ругается, не злословит,
Но судьбу не сломить никак.

Невод, полный морской травою,
Стойко вытянул, не спешил.
И с поникшею головою
Уж домой повернуть решил.

Не оценится труд напрасный.
Ровно дышит морская даль.
Солнце красное светит ясно,
А в душе теперь все печаль.

Чайки белые над водою,
Невод сохнет на берегу,
И, играя, волна с волною,
Улыбаются рыбаку.

День чудесный, но, видно,
Лихо дно морское взялось мутить.
А не море так тихо, тихо,
Что не хочется уходить.

В третий раз он волну тревожит,
Невод тянет с морского дна.
Зорко смотрит и видит: Боже!
Рыбка малая в нем одна.

В сети старые заплутала,
Не желая такой венец.
Билась, мучилась и устала,
И запуталась под конец.

Вот оно – колесо фортуны:
Чуть закружит, и не уйдешь.
Лишь слегка задевает струны,
А уже пробивает дрожь.

Рыбка золотом вся сверкает:
Хвост, бока и по всей спине.
И рыбацкое сердце тает
На такой дорогой волне.

Вот так невидаль, вот так диво —
Вся из золота, просто ах!
Рыбка смотрится так красиво
В загорелых морских сетях.

Мысли резвые разбежались
От продажи до кабака.
Только чайки уже смеялись
Над удачею рыбака.

Тихо на море, по соседству
Никого, лишь вдали баркас.
Нежно, бережно, как невесту,
Хочет спрятать ее он с глаз.

Рыбку скрыть поскорее надо,
Не случилось бы вдруг чего.
Только странным каким-то взглядом
Все глядит она на него.

Может, так и творится слово:
Соль за соль, за слезу слеза.
Словно в душу со дна морского
Проникают ее глаза.

Но старик все удачей дышит,
Сети тянет, рука дрожит.
Только чудится: вдруг он слышит —
Рыбка голосом говорит:

«Отпусти меня в море, старче.
Откуп дам я тебе за то.
Свет полуденный станет ярче,
Словно в обруче золотом.

Новый мир без забот узнаешь,
Где бы смог ты покой найти.
Все исполню, что пожелаешь,
Только смилуйся, отпусти».

Словно шепотом говорила.
И какой же чудной язык!
Слово тихое оглушило,
Тут на камень и сел старик.

Тридцать лет он волну тревожит
И три года еще к тому.
Только вспомнить никак не может,
Чтобы рыба могла ему

Звуки молвить да так исправно.
Не бывало таких чудес,
А чтоб слово… так и подавно.
Рыбы молча идут на крест.

Что тут сделаешь? Случай редкий.
Диво дивное, голова
Закружилась, и как из клетки
Так и вырвались те слова:

«Что ты, милая, бог с тобою,
Откуп этот не нужен твой.
Пусть укроет тебя волною,
Возвращайся в свой дом родной.

Береги себя на рассвете,
Не балуй на закате дня.
Помни крепко, что впредь из сети
Уж не вытащить мне тебя».

И, достав из сетей удачу,
Пальцы цепкие разомкнул,
Светлым махом решил задачу.
Только свет в глубине блеснул,

Только волны пошли по кругу,
В новый мир закрывая дверь.
Отпустил он свою подругу,
Дело сделано. Что ж теперь?

Не расскажешь кому другому —
Как с удачей да на мели.
А дорога тянулась к дому,
Ноги сами по ней брели.

Так и плыть бы за тихой песней,
Отгоняя тоску-печаль.
Что еще может быть чудесней,
Чем вечернего моря даль?

Дышит ровно, волной играет,
Чуть покачивает бока
И усталое солнце тает,
Луч пуская за облака.

Долго старая шла дорога,
Мысли путались, чаек крик
Все тревожил, и у порога
Вдруг опомнился наш старик.

Одиноко стоит избушка
В тихой гавани у воды.
На пороге сидит старушка,
Рядом клумба, на ней – цветы,

Кот играется, все открыто,
Свет вечерний скользит в окно.
Перед нею лежит корыто,
Прохудившееся давно.

Рассказал он своей супруге
Все как есть, ничего не скрыл:
Как дрожали от счастья руки
И как с рыбкою говорил.

Объяснение – хлеб несладкий.
Так однажды задумал бог.
Как расскажешь, что путь негладкий?
Тяжелей, чем пустой мешок

Бренной ноши не находилось
Вплоть до самых волос седых.
Да и так уж у них водилось —
Правду поровну на двоих.

Долго молча она внимала,
Хлеб сжимая в своих руках,
И, дослушав, затем сказала:
«Дурачина ты, просто ах!

Дурачина ты, простофиля.
Зря потрачено столько сил!
Потом дышит морская миля.
Хоть корыто бы попросил.

Убежал от своей удачи,
Видно, создан ты, чтоб бежать.
Простофиля ты, как иначе,
Как иначе тебя назвать?»

Слово едкое отпустила,
Словно камень с души сняла.
Старика как иглой пронзило,
Откровенной была игла.

Правда режет, вода стекает,
Сердце ноет, душа болит.
Только кот во дворе играет
И не ведает, что творит.

Омрачается день прекрасный
Странным ветром с морского дна.
Что тут делать, холера ясна?
Чашу нужно испить до дна:

Рыбке с берега поклониться,
Бить челом на закате дня,
Пусть волна донесет, как птица,
Просьбу малую от меня.

И простившись с женою взглядом,
К морю снова он держит путь.
Обернуться до ночи надо,
Но а там уже как-нибудь.

К морю синему он подходит.
Легкий бриз теребит волну.
Словно песню свою заводит,
Чуть под вечер качнув струну.

Тает солнце под небесами,
Белый свет унося с собой.
И под алыми парусами
Чья-то лодка спешит домой.