Александр Дахненко - «Послесловие»

Расписаны все вероятности —
Ты в них скитаешься зазря.
Есть лишь преграды и превратности,
Да оголтелая заря.
Опять загадочные штудии
И наваждений череда.
Ты — смертоносное орудие.
Ты — обреченная звезда.
К распаду катится Вселенная,
Сжигая летопись души.
И времени игра презренная
Летит в пустоты, в миражи.
И меркнет жизнь, тоской распятая,
И скукой скомканная злой…
Все мечется судьба проклятая,
Заклятая предвечной мглой.

В мареве возможностей — множество превратностей.
Много обреченного на глухой распад.
И почти отчаянно в море вероятностей
Новые иллюзии снова ищет взгляд.
Вот оно — безумие, за улыбкой прячется,
Проникая в голову множит разный шум.
Хочется хоть как-нибудь в вечном обозначиться,
И создать мелодию, что нейдет на ум.
Надо бы наведаться на планеты дальние,
Где живет судьба моя, с ней поговорить…
Чтоб глядеть сквозь этот мир веселей, печальнее,
Парадоксы хаоса запросто творить.

Я создам себя из света и из тьмы:
Бытие смешав с лихим небытием,
Добавляя волю в тишину тюрьмы,
Погружаясь в бесконечность насовсем.
Я сумею сделать музыкою бред,
И мелодию судьбы преобразить.
Уничтожить жизни серый трафарет.
И себя совсем иным вообразить.
Наполняя сердце горечью — смеюсь,
И бросаюсь с запредельных этажей.
На слова, почти бессвязные, дроблюсь,
На фрагменты всевозможных миражей.
Я прошел — исчез — и больше нет меня,
Только странный отзвук, отблеск, только тень…
Остается, где-то в памяти храня,
Скользкой вечности еще одну ступень.
Вот и все: и больше нечего скрывать
То, что миг всего лишь держится в душе.
Можно взглядов тайники распознавать.
Можно смерть из жизни выделять уже.
Я опять бреду в реальности иной,
Из сознанья ухожу, как из тюрьмы…
Я опять не помню, кто же станет мной,
И творю себя из света и из тьмы.

Контуры событий намечая,
Бездны одиночества творя.
На расспросы жутко отвечая
Или ничего не говоря,
Просто версты пролагаешь взглядом,
В странных, хаотических мирах.
Забавляешься смертельным ядом,
Заключенным в мыслях и словах.
Годы болью скуку разбавляют,
Прикрывая горем пустоту,
По местам все вещи расставляют,
Убивая светлую мечту.
Доиграй до ужаса лихого,
До тоски оставленной души…
И с судьбой надменной споря снова,
Лабиринты памяти круши.

В ледяной пустыне лет
Заблудился. Не спасти…
Посмотри на черный свет
И о чем-то погрусти.
Гибнет легкая душа,
Примеряя тишину.
Чуть колеблясь, не спеша,
Жизнь идет подобно сну.
Через темные века
Зло по-прежнему гнетет,
Серебристая строка
Вновь узор судьбы плетет.
И как прежде, виден блеск,
Звезд, что мчатся все быстрей,
Да все также слышен плеск
Хаотических морей.

В сознаньи вновь гуляет мистика,
Пойди судьбу свою очисти-ка
От наслоенья жутких снов.
И некто смотрит угрожающе,
Спокойно и почти всезнающе
Из темной глубины веков.
Душа мечтой ненужной скована,
И болью терпкой избалована,
Изнежена лихой тоской.
Ты снова отбираешь тщательно
Мгновенья счастья, бессознательно
Следишь за звездною рекой.
Все высоко, все удивительно,
Вот только время смотрит мстительно,
Развеивая ложь речей.
И меркнет жизнь с ее пристрастностью
Пред окончательною ясностью…
Пред сутью сумрачных вещей.

Бессмысленный, тягостный грохот
Пульсирует в каждой строке,
Безумного времени хохот,
Что болью стучится в виске.
Все витиевато и просто,
Так просто, что нечем дышать.
И горечь последнего тоста
Летит, и ей не помешать.
Ты тянешься к звездам и к ветру,
Коверкая вещие сны.
А жизнь, километр к километру,
Течет в океан тишины.
Все глуше отчаянный ропот
Души, превращаемой в сон.
Все ближе трагический шепот
Великих и странных имен.

Со странной дышишь напряженностью,
Живешь в подвижной пустоте.
И видишь вмиг за искаженностью
Души стремления к мечте.
Огнем пылая обреченности,
Стихи трагически текут.
И, доходя до утонченности,
Все ткань межзвездной скуки ткут.
Кругом туманные пророчества,
Мистическая дребедень.
Магическое одиночество,
Что убивает каждый день.
И мы скитаемся отчаянно,
В пространстве целые века.
Мы смотрим в небо неприкаянно,
Туда, где черная тоска.
Ну что же прикоснемся к вечности,
(Пусть приговор ее суров)
На перекрестках бесконечности
Холодных, внутренних миров…

Травит тебя неизбежное зло,
Тянется к горлу холодной рукой.
Вот уж действительно не повезло.
Вот и один ты остался с тоской.
Выброшен в темное пламя навек,
В воду забвенья и в ветер потерь.
Что же еще ты искал, человек?
Что же ты хочешь от жизни теперь?
Тщетно взываешь к закатной судьбе,
Что переходит из небыли в быль.
Быстро становится не по себе —
Сердце твое обращается в пыль.

Ломается жизнь на фрагменты:
Дороги, часы, разговоры.
И очень дурные моменты
Заводят ненужные споры.
Все так же судьба импульсивна,
И сердце капризам подвластно.
А глыбы пространства массивны,
И небо молчит безучастно.
Но счастья природа статична,
А горе все так же текуче,
Ты смотришь опять иронично
На время, нависшее тучей,
Что скоро на землю прольется,
Дождем пламенеющей боли…
И вечность опять усмехнется
Твоей незначительной роли.

Я не охочусь на слова,
Я не охоч до слов.
Трещит от скуки голова,
От тупости голов.
Я — символ, я — всего лишь знак.
А жизнь — как белый лист.
И в этом смысле я — пустяк,
Всего лишь — символист.
Я узнаю себя сквозь сны,
Проваливаясь в ночь.
Прошу у темной тишины:
«Хоть что-то напророчь!»
Я вижу в зеркале из слез,
Все, что не изменить…
Своих седеющих волос
Трагическую нить.

Под грустную музыку сердце стучит все сильней.
И мне непонятно, чего ожидает оно?
Я словно бы свыкся с текучею тяжестью дней,
И призраки счастья меня не тревожат давно.
И годы ненужные бродят за темным окном.
Я не замечая их, снова о чем-то пишу,
Не делая больше различий меж явью и сном.
Мистическим воздухом больно и трудно дышу.
И все недоступное ближе покажется мне,
Лишь в дали Вселенной спокойно душа поглядит.
И странно светло улыбнется в ночной тишине,
И в небо, в холодное небо свободно взлетит.

Когда мое сердце замрет наконец,
Иль просто забудет о боли?
Смеется кошмарных иллюзий творец.
Он знает, кто пишет все роли.
Он видит все судьбы на зыбких путях,
Чертя хитроумные знаки.
Приносит трагедии в разных вестях,
И души купает во мраке.
А ветер безумья летит по стране
И жутко свистит в мои уши.
И жажда отмщенья бушует во мне,
И черною яростью душит.
Мерещатся лица и тают во мгле,
И бездна маячит порою…
А тень, мой двойник, что скользит по земле,
Захвачена этой игрою.