Михаэль Казакевич - Жажда и голод

Приказ, что надо выполнить сейчас,
Особая духовная работа.
Ты ищешь, опереться на кого-то,
И видишь слово «я» меж прочих фраз.

Как перед строем крикнет командир
Фамилию, и рот ему ответить
Откроется. И выбор жизни – смерти.
И вечность, и один с ней на один.

Там слово «я» написано не так.
И это слово «просто я» включает.
Как будто жизнь друзьям всем завещает.
Тем, кто ещё не видел в жизни драк.

Никто не встанет над его душой,
И пишет парень письма понемногу:
Сначала ей и снова ей, и Богу.
И в ночь уйдёт как в день последний свой.

Два «я» – и вздрогну я, увидев снова.
«Я» разговора – смысл понятен, прост.
Звучит: «Я душу вам свою принёс».
В чём разница? Письмо – её основа.

«Я душу написал вам и принёс» —
И точит нож Авраам, не понимая,
И Тору дарит Бог у ног Синая,
Ицхак ложится на костёр без слёз…

Всю душу написал и вам принёс.

Спустился к толпе на вершину Синая,
К свободным, голодным, сбежавшим из рабства.
Их выбрал построить Себе Своё царство,
И ждёт их война за то царство святая.

И в эту минуту Ты пишешь им книгу,
Как золотом руку оденешь невесты,
А в книге походы, любовь да интриги,
И сам Ты, и этим она интересна.

Судьбою народа скитальцев гонимых
Пронизаны годы империй великих,
А жаркое пламя с тех пор негасимо
Той ночи любви, и в глазах её блики.

Ты долго искал тех, кто станет достоин.
Скажи, Ты доволен своею невестой —
Миллионами глаз у горы под фатою?
Проверишь их подвигом тысячи бедствий.

И, как с муравьями, сурово играя,
Синайскую гору вознёс коромыслом,
Ведь всё, что невеста порою не знает,
Жена пусть исполнит проворно и быстро.

Душа не дышит – дышит тело,
А нам до этого нет дела,
И души на тела похожи
Разрезом глаз да цветом кожи.

Я в их сердцах читаю чувства,
А это высшее искусство.
Я в их глазах читаю мысли,
Что пролетают быстро-быстро.

Им только б музыку услышать,
И забывают, что не дышат.
Им плеск воды, надежды искры
Костров потухших среди жизни.

Ах, как хочу нарисовать я
Душ этих братские объятья,
А получаются иконы
С улыбкой тёплых глаз Мадонны.

Пусть кто-то скажет: «Ерунда»,
Ведь мимо много тел гуляет,
И вот беда, совсем не знают
Про мир души, где нет стыда.

Другой всю жизнь свою, как встарь,
Спешит отдать во славу Бога
И бросить прямо на алтарь,
Где ждал Ицхак, готов в дорогу

Отправиться – был послан нож
(Был ангел послан, ждал готовый),
В руке отца зажат, но что ж?
Отец услышал Бога слово.

И верит множество людей,
Что Правда есть, добром их встретит,
Там праведник, а тут злодей,
Но слова Бога не заметят.

Есть только сотни, но для них,
В руках сжимающих кинжалы,
Мои слеза и крик, и стих.
Как много должен, дал так мало.

Они не верят и не ждут,
Но ищут, знают, понимают.
Парит душа без рабства пут,
И руки острый нож сжимают.

Жизнь проживёшь, порою тут,
Надеясь там на милость Бога,
А засчитают пять минут
Свободы – это тоже много…

Ну вот, уже желанья измельчали,
Пугают мели больше, чем стремнины.
Теряемся в толпе посередине,
Где выбор перед нами не отчаян.

Где к «хорошо» всё реже «лучше» жмётся,
Но мы-то знаем: «лучше» не бывает.
Сердечко всё стучит, не замирает,
Ну а замрёт – таблеточка найдётся.

Где страсть давать, но с замыслом расчёта:
В грядущем мире воздадут с лихвою.
С зонтом, в галошах, с шапкой меховою
И чтоб в конце веночки – знак почёта.

Самоубийство – грех, но прав ли в споре,
В покое доживающий при этом,
Кто пьёт и ест, и полон Божьим светом,
И копит свет души в сплошном запоре?

Бояться не увидеть результата?
Бояться начинать и ошибаться?
Так нет! Нам умирать, чтоб вновь рождаться.
Пусть после смерти празднуется дата

Не дня рожденья, только расставанья.
Войти пустым в грядущий мир, без злата,
С богатством неисполненных желаний.
Пусть люди скажут: выбор был за нами.

Тысячелетнею тоской вперёд гоним,
Молясь и радуясь камням Иерусалима,
Сжигаем на кострах, безмолвен, одержим,
Народ уходит через время дальше мимо

Чужих богов, дурных страстей, вестей плохих,
Желаний власти, власти денег, боли сглаза
И языка злословья вонь, и вонь интриг.
Народ Луны. Для всех других всегда зараза.

Он не от мира. Он всегда народ идей.
Он вор – украл, с тех пор гордится первородством.
Он честолюбец до волос своих корней.
Взгляни в глаза его – там море страсти бьётся

О берега чужие. Пришлый он везде.
Он сослан Богом омывать чужие страны.
С тех пор шатается по миру словно пьяный.
Когда встаёт с колен, то, значит, быть беде.

Приходит беден, унижаем и гоним,
С молитвой в сердце и с дырявым лапсердаком
И носом ищет сразу путь в Иерусалим.
Пришёл ни с чем, а получает всё, однако.

А потому к нему и зависть, и слеза
Из глаз огней его катится на дорогу
В огонь костров, где он сгорит во славу Бога,
Но в полнолунье ему снова выползать

И возрождаться, и искать Иерусалим.
Живёт вне времени, пришёл с другой планеты.
И мимо всех уходит в вечность нелюдим.
Вот не дай Бог уйдёт… Так в чём его секреты?

Не всякий заметит, не с каждым бывает —
Вдруг спустится чудо, что в небе летает.
Случается чудо билетиком счастья
Да выберет вас из других в одночасье.

Нам чуда, ведь жизнь без него, как без смысла.
Есть Автор у мира, не где-то Он – близко.
Понять, что Он знает и всем управляет;
Зимой снег идёт, ну а к лету растает.

Мы смотрим на звёзды, мы учимся в школах,
А путь к этим звёздам мучительно долог.
Здесь ангелы рядом меж нами летают,
Нам жить помогают и жить нам мешают.

В них страшная сила – Всевышнего пальцы,
Но мы во вселенной слепые скитальцы.
И души, что в нас Он вложил, мы не чуем,
А это ведь чудо, великое чудо.

А смысл наших жизней – кроссворда загадка,
И если найдём, как же станет вдруг сладко.
Беда, что не ищут ни дома, ни в школах.
На паперти нищий – карман его полон.