Владимир Безладнов - Восьмой десяток

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

«…говорил друзьям об Озе и величье бытия…»
«…счастье высшее трудиться, полпланеты раскроя…»
«…будешь в бронзе монументов знаменит во все края…»
«…демократией заменишь короля и холуя…»
«…чтоб губами чудо тронуть поцелуя и ручья…»
«…В ящик рано или поздно… Жизнь была – а на фига?!»
Андрей Вознесенский, «Оза».

Нет-нет, господа!
Уверяю вас,
я – далеко не Поэт.
Поэт – он не здесь.
Он где-то над нами.
Поэт обязан «творить»!
Поэт – «в эмпиреях витает»…
Мне же, на старости лет,
Время от времени,
хочется
о жизни поговорить.
Попробовать,
вместе с вами,
найти в ней реальный смысл,
Ещё раз
пусть тщетно, но, всё же —
поразбираться в ней,
В надежде:
а вдруг, да родится
нетривиальная мысль,
Помимо
банальных истин,
навязываемых извне.
Знаю,
что многим
давно я
старым занудой кажусь,
Сознательно избегающим
привычных лирических тем…
Но важно не то,
насколько красиво и складно
я что-то скажу,
Важно – о чем я скажу,
почему я об этом скажу,
и – зачем.
Кто-то когда-то в Сети
дал мне прозвище —
«Мрачный Мэтр»,
Кто-то – напротив —
считает, что слаб
в стихосложении я…
Можно бы,
с легкостью,
вбить эти строчки
в силлабо-тонический метр…
Можно бы!..
только,
простите, пожалуйста, —
а на… фига?!
Помните опус «Оза»
из шестидесятых годов?
Как там
Андрей Андреич
в «Вороне» рифмовал?
Подобному
псевдоэзопству
и я был всю жизнь готов
Учиться,
как Миша Танич,
с группой «Лесоповал».
Так что, не важно,
о чем там гудит
читательская молва.
Бессмысленны —
в стихосложенье —
законы теорий пустых…
А то, что я,
не напрягаясь,
легко и свободно
могу рифмовать —
Лишнее доказательство
бесспорной моей правоты.
Художник,
порой,
вместо кисти
использует мастихин,
И часто
«занудное творчество»
лирике не чета.
Короче…
если хотите чуть-чуть подумать —
читайте мои стихи.
Если же думать не хочется —
можете не читать.

ДЕТСТВО Игрушки. Букварь. Беззаботность. Друзья.
ЮНОСТЬ. Влюбленность. Мечты. Хвастовство и кокетство.
ЗРЕЛОСТЬ. Работа. Карьера, Зарплата. Семья.
СТАРОСТЬ. Болезни. Маразм. Возвращение в детство.

Ветка:
рожденье…
любовь…
продолжение рода… —
Жизнь!..
продолжение жизни – от века, до века…

Вспышка!..
мгновенье… —
и век уже прожит, и пройден…
Ветка сломалась —
и… нет человека.

Легкость… и – полет!.. линий чистота!..
А уж красота!.. – так и манит в сеть!..
Триста сорок два в городе моста.
Детская мечта – перейти их… все!

Даже не мечта… а, скорей, – игра.
Лозунг: «Мне семь лет! Я уже большой!», —
И вопрос решен: куплена тетрадь —
Отмечать мосты… те, что перешел.

Каждый выходной – рубль от отца…
Завтрак поплотней: ждет нелегкий труд —
Сесть в любой трамвай, ехать до кольца,
И – домой… пешком, изменив маршрут.

Новые места – «Ну-ка, разберись!»…
В худенькой груди – гулкий сердца стук…
Первый робкий шаг в улиц лабиринт —
Уаждая ведет к новому мосту…

Звуки над рекой слышно за версту…
В утренних лучах воздух розоват…
Жаль, что я свою детскую мечту
До конца не смог реализовать.

Улиц лабиринт – в городах чужих…
Берега чужих – не любимых рек…
По чужим мостам пробродил всю жизнь…
Впрочем, на судьбу жаловаться – грех!

В ней – на месте всё. Но… бегут года,
И всё чаще ночь мне приносит боль:
Снятся мне мосты, что прошел тогда.
Завяжи глаза – покажу любой!

И когда придет время умирать —
Где б ни пропадал – я вернусь домой,
Отыщу свою детскую тетрадь…
И узнаю, где мост последний мой.

Летний вечер… дача… фруктовый сад… —
(Это было лет шестьдесят назад) —
Запах сахара, вишни и горького миндаля…
Неподвижный зной обещал грозу…
Ты варила вишню в большом тазу.
Я стоял у стены, жадным взглядом тебя сверля.

Не спеша, горели в плите дрова,
И огонь, потрескивая едва,
По лицу твоему разливал отраженный свет.
Эти плечи!.. руки!.. изгиб ноги!… —
Ты была прекрасней любых богинь…
Ты была меня старше на целых двенадцать лет.

Юность беспечна:
Кажется – вечно
Можно мгновения счастья ловить…
Ах, эти встречи!..
Ах, этот вечер!..
Ах, это чудо первой любви!

Я взрослел в то лето. Я это знал:
Ты являлась мне в беспокойных снах…
Эта близость к тебе, эта зрелая красота,
Этот дивный свет твоего лица —
Были, словно яд, для меня – юнца,
В сотни раз страшней, чем синильная кислота.

Ты могла, шутя, и чуть-чуть дразня,
Называть «своим женихом» меня…
Приобнять, на ходу, и прижаться ко мне слегка…
Я не смел тебе прошептать: «Люблю!», —
Я играл тебе свой «Вишневый блюз»,
И гитара надрывно стонала в моих руках.

Но в тот вечер… Это был твой каприз… —
(Для меня – как гром… как нежданный приз) —
Шаг ко мне… поцелуй!.. – и ушла из-под ног земля!..
Он был быстр и яростен, как укус…
На губах оставил вишневый вкус
С упоительным запахом горького миндаля…

А потом мы пили с вареньем чай,
Только вкус его я не ощущал:
В пересохшей гортани безвольно немел язык…
Но моя мальчишеская любовь
Навсегда тот день унесла с собой,
Под рокочущий блюз надвигающейся грозы

Жизнь быстротечна.
Канули в вечность
И не вернутся, зови, не зови,
Ни эти встречи…
Ни этот вечер…
Ни это чудо первой любви.

Тишина. Поздний вечер. Родители спят.
Дремлет дворник, закончив работу.
Над землей догорает лиловый закат.
Мир охвачен ленивой дремотой.
Дремлет все: дремлют даже шальные коты,
Что привыкли ночами орать с высоты…
Мы сидим на скамеечке – я и ты —
Взявшись за руки, ждем чего-то.

Нам – шестнадцать… почти – золотая пора!
Мы способны – вот так – просидеть до утра,
И – по мнению сплетниц родного двора —
«Женихом и невестой» будучи,
Нам не нужно сейчас ни о чем говорить:
Нам бы просто понять, что творится внутри…
Мы молчим и, в лучах уходящей зари,
Размышляем о нашем будущем.