Сергей Виноградов - Наследие. Том второй (2016—2017)

От разбитого зеркала моей жизни остался

Только этот кусочек. И к тебе он попал…

Воздушный шар мой голубой

Случайно в небо улетел

Я полететь хотел с тобой,

Но, видно, многого хотел…

Уже один был здесь такой

И крылья он себе приделал,

Взлетел, но слишком высоко,

На столько, как душа хотела…

Но нам летать не суждено

А он не знал. И сон не сбылся,

А я надеюсь всё равно,

Что он взлетел и не разбился…

И потому опять мечтаю

О крыльях, как у вольных птиц,

И я как он во сне летаю

И камнем падаю вновь вниз…

Не птица, почему я, боже?

Душой и телом я готов…

Ты полетишь, когда найдёшь ты

Лишь настоящую любовь.

Из нас из всех летать умеет

Она одна… А сны лишь сны..

Кто любит – тот взлететь сумеет,

Тому и крылья не нужны…

У Амура был Тимур

У Тимура был Амур…

Шуры-муры, Шуры-муры

Надоел Тимур Амуру

Надоел Амур Тимуру

И подрались они сдуру…

Шуры-муры, Шуры-муры

Разошлись Тимур с Амуром…

И опять по разным клеткам

Без соседа, без соседки

Шуры-муры, Шуры-муры

Всё написано с натуры!

Что ж, бывает дружба зла,

Коль до драки довела!

Только зря Амур так зол —

Ведь козёл и есть козёл!

Ни в бумажках тиснёных, что деньгами у нас называют,

Ни в хрустальных дворцах, ни в парче дорогой голубой,

Наше счастье в любви. Жаль, что люди порой забывают

Или вовсе, не знают: счастье в том, что я рядом с тобой…

Пусть всё золото мира за тебя мне друзья предлагают,

Только лишь для того, чтобы к ним я вернулся опять

Или бедностью пусть меня денно и нощно пугают,

Но, похоже, что им, в тленной роскоши, нас не понять…

Мы богаты не счётом

Где-то там в чьём-то банке не русском,

В наших душах богатство, но его им, увы, не купить,

То богатство – любовь и любви нашей страстные чувства.

Мы богаты пока – пока будем друг друга любить…

Снились мне довоенные сны

Поле русское, скирды, стога

Посредине афганской войны

И от смерти всего в двух шагах.

Снился мне мой родительский дом

Снилась мама и вишня в цвету….

И приснилась зима мне потом,

Как я к маме по снегу иду.

А потом застрочил пулемёт

И шёл бой наш три ночи, три дня.

Если смерть вдруг мою жизнь возьмёт,

Досмотри мои сны за меня.

Прошептал другу я, он кивнул…

Посредине проклятой войны

Друг мой вдруг сам навечно уснул

И теперь я смотрю его сны…

Поле русское, скирды, стога

Чья-то мама. Конечно, его!

И снега, и снега, и снега.

Но об этой войне ничего….

Где-то там далеко облака над Россией

Где-то там далеко зеленеют поля

Наши души, как птицы, где-то там, в небе синем

А под ними Россия – тоже наша земля…

Над Парижем гроза и свинцовые тучи

Летний дождь поливает на могилах цветы…

И уже мы не знаем, где остаться нам лучше —

За парижской оградой, или там, где есть ты

Бесконечно любимая, бесконечно гонимая

Бесконечно красивая наша матушка Русь

Или в русском Париже, ставшем нам даже ближе

Петербурга святого, где прошла наша жизнь?

…Я Париж выбираю своим сердцем и телом,

А душа пусть в Россию возвращается, пусть…

Нас не ждали живыми, а в гробах и тем паче

Никому не нужны мы – мы забыты давно…

Нашу встречу с Россией представлял я иначе,

А теперь как нас встретят, нам уже всё равно.

На любимую Русь мы давно не в обиде,

Возвращаем ей души, как нам совесть велит.

В гости к нам заходите —

Встретим вас в лучшем виде,

Только вы захватите горстку русской земли…

На улочку Лео-Лагранж приходит

В такие, как в России, вечера

Поручик седовласый, русский, вроде,

И здесь, на пару с грустью, до утра

В тиши кладбищенской сидит и молча плачет,

По тем, кто здесь, в чужой земле лежит…

Он оказался более удачлив,

И потому ещё пока что жив.

….Все жители Сен – Женевьев – Буа

Поручика того давно уж знают…

Лишь он уйдёт, идут сюда с утра

И вновь могилы русских прибирают….

Так здесь заведено было всегда

С тех давних пор, как русские в Париже

Освободителями стали, и тогда

И каждому из них здесь стали ближе…

На русском кладбище родные имена…

Лежат здесь генералы, есаулы,

Все те, кого забыла их страна,

И только смерть их в нашу жизнь вернула.

Ах, память, память, как ты коротка

Порой бываешь и несправедливой…

Их нам вернула, но не ты пока…

Не ты, а смерть их сделала счастливыми!

На русском кладбище в Париже он опять

Сидит все вечера, их поминая,

Всех тех, кто повернул бы время вспять

Ещё тогда – страна была б иная…

Но слишком поздно время возвращать

И что-то переделывать насильно

Сегодня время – помнить и прощать…

Лежать и знать, как любит их Россия…

Проснувшись к жизни, тащим жизни бремя

Сквозь тьму ночную. И сквозь белый день,

Сквозь жизнь свою и сквозь чужое время,

Чтобы оставить в прошлом свою тень.

И дни прошедшие, дела незавершенные…

Чтобы потом, вернувшись, завершить,

Чтоб долюбить, всех к сердцу приближённых,

За не доживших, может быть, дожить…

Но наша тень за нами вновь упрямо

Из прошлого бредёт в грядущий день.

Там в прошлом ей сказали, видно, прямо,

Что места ей там нет – она лишь тень…

Но тень, похоже, знает своё дело:

Не будет нас – останутся дела

И тень от них, как жизнь бы не хотела,

От злых и добрых – будет здесь всегда…

Мы бремя жизни пронесли, пора и телу

И нам самим передохнуть пока…

…. А тень внизу вздыхала и глядела

С тоской на нас, летящих в облаках…

Однажды заяц в стельку пьяный

Случайно перепутал лес…

И с глаз косых, к тому же пьяных,

Вместо норы в берлогу влез…

Но был тот заяц шустрый малый,

Любил порядок наводить,

Особенно, когда усталый,

Но не работать – только пить…

Не по нему в норе всё сразу:

Нора не прибрана опять,

Зайчиха, та ещё зараза,

Начнёт кричать и обвинять

Его опять в алкоголизме,

Вновь вспоминая, про морковь.

Ну, никакой нормальной жизни!

Могла бы, лучше про любовь…

Про то, какой он, заяц милый,

Ведь говорила иногда.

Не может быть, чтоб не любила…

Всё это, впрочем, ерунда

Подумал заяц – спать пора бы,

С утра опять по новой пить!

Налить ещё чуть-чуть могла бы

Вместо того, чтобы вопить…

Я щас налью! – сказал вдруг кто-то…

А, и любовник тоже здесь!

Я целый день в сплошных заботах,

А тут разврат… Ну так и есть!