Вячеслав Васильев - Октябрьский вальс. Cтихотворения

Представьте только тихий городок,
Укутанный в октябрьскую морось.
Представьте блеск очищенных дорог
И нежный, окликающий вас, голос,
Идущий сзади. В свете фонарей
Пока что мокрых, кажется, что лучше
И краше мир. И в крыльях голубей,
В которых отражаются лишь тучи,
Вдруг видишь свет влюблённых в небо глаз
И лёгкую улыбку на манящих
Больших губах. И, кажется, сейчас
Особенно обидно за незрячих.
Представьте только тихий городок,
Степенно погружающийся в воду.
Представьте, как спускающий курок
Надеется на выстрел. В непогоду
Я так же, как и он, надеюсь, что
Она не прекратится, ибо влага
Податливее делает перо
И благородней реяние флага.

Стучит по крыше где-то вдалеке
Настойчиво, неистово, печально,
Стучит, как чей-то палец по руке
В минуту отрешённого молчанья,
Стучит, как раскалённый пулемёт
В разгар смертельной битвы за свободу,
Стучит подобно сердцу. Дождь идёт.
Давай ведро под сладостную воду.

На деле всё сложнее, чем в мечтах.
Осенние закаты нестерпимы
Своей прохладой, болью в кандалах
Уснувшего в темнице нелюдима.
И даже чайник кажется врагом,
Когда шумит на кухне, закипая.
Куда ни глянь, лишь всполохи кругом
Рычащих молний. Дождь не утихает.

Скулит под ливень выброшенный пёс,
Незнающий, где взять в аренду крышу
Над доброй мордой. Знал ли он, что гроз
На спину ляжет столько? Только слышит —
Стучит по крыше где-то вдалеке,
Стучит по тротуарам и аллеям.
И катится комета по щеке,
Теряя свой огонь и холодея.

Во тьме любви запутавшимся жаль
Своих сердец, загубленных в страданьях.
Ты поправляешь выцветшую шаль
Под адскую свирель бомбометаний.
Я поправляю жизнь, но тяжело —
Она не поддаётся уговорам.
И, глядя на знакомое окно,
Вонзаю взгляд в задвинутые шторы.

Молчание парадных, холод лет,
Прошедших здесь когда-то, угнетают.
В огне от спички виден силуэт,
Что машет мне рукой и исчезает.
И как всегда средь дыма и планид
Мне чудится фигура милой девы,
Любимая до боли. Не стучит
Ни где-то, ни в груди, ни в окна веры.

Стираю всё, что написал сегодня —
Письмо тебе оставить не смогу.
Рассвет (зимой обыкновенно сонный)
Вновь дарит жизнь замёрзшему окну.

В нём виден парк, чуть заметённый снегом,
И маленькая церковь, что за ним,
Забытая, наверно, целым светом,
Как я забыт – недуг у нас один.

Из приоткрытой форточки не дует,
Что странно. Жизнь привыкла удивлять.
Я не могу представить, как целует
Тебя другой. Пора всё поменять,

Надеть пальто и нахлобучить шляпу,
Вспороть ключами внутренность замка.
Пусть город провожает меня взглядом,
И колокол кричит: «Пока! Пока!»

В рукав Неву заправить на бегу
К иссякшему источнику страданий,
Заглядывая в очи старику,
Грозящему блокадой изваяньям,
Застывшим средь величественных глыб,
Обглоданных дождём, как волчьей стаей.
Когда залив выплёвывает рыб,
Костлявый шторм, не прячась, наступает
На горло вечным набережным. И,
Признаться честно, к этому привыкнув,
Уже не просыпаешься в ночи
От грохота прибоя. Ветер, стихнув,
От молнии и грома прикурив,
Уляжется под аркой, ибо поздно,
И шторы глаз свинцовые закрыв,
Забудет о горящей папиросе.

I

Поколение гордых, ушедших в осень,
Представляющих вечность, как цифру «восемь»,
Что положена набок, подобно юной
Обнажённой деве, поёт о лунах,
Что кружат средь пыли окрест Сатурна,
Проходя сквозь кольца, считая сумму
Непрожитых лет; и, поскольку холод,
Остаёшься вечно румян и молод.

II

Голубиный шум над осипшей пьяцца
Обращён в мечту, в громыханье плаца,
Обращён в любовь ко дворцам и водам.
Закури, мой друг, и дыши свободой.
Да, заморский дождь не чета родному.
Не стыдиться плача в тоске по дому —
Не стыдиться жизни. Пальто укрывшись,
Смаковать коньяк и гулять по крышам.

III

Выходя в бинтах посмотреть на море,
Пропитавшись смертью в густом растворе,
Ты выходишь жить, претворяясь, будто
Для тебя вся жизнь не прошла в минуту.
Ты глядишь вглубь волн и во мрак гондолы,
Не способный ждать и сказать хоть слово.
Голубиный шум над осипшей пьяцца
Научил писать, разучил смеяться.

IV

Фонарям подстать, понемногу гаснем.
Карнавал нас всех научил жить в масках,
Но глаза не скрыть. И, объятый ветром,
Колеси по снам, колеси по свету.
Если зонт из дыр твой соткали – ладно.
Не хочу шагать, а стоять прохладно
На сыром ветру, ибо волны нынче
Оживают и ничего не слышат:

V

Ни мольбы людей замереть и стихнуть,
Ни печальный выдох того, кто сгинет
В ледяной воде, разносясь по морю
Бесконечным эхом и ре-минором.
Почему всё так получилось? Знать бы…
На осипшей пьяцца гуляет свадьба,
И смотреть на это из мутной толщи
Безразличных вод и грустней и проще.

Я всё бегу на огонёк,
Сбивает ветер с ног, пугает.
И пройден вдоль и поперёк
Маршрут ушедшего трамвая —
Он был последним в этот день,
И в эту ночь, и в эту зиму.
И фонари бросают тень
На реку слёз и керосина
От дивно сделанных перил
Седых мостов, во снег одетых.
Я, свет преследуя, курил,
Вдыхая душу сигареты,
Надеясь встретить отчий дом
В потёмках выщербленных улиц.
Что делать, если север в том
Обличье, в коем он зимует,
Похож на место, где я рос
Своей печалью и тревогой?
Что делать, если мало слёз,
Когда их много?

Новоявленные черты
Давно заученных каналов
Уходят в прошлое, в порты,
Где даже море снится алым
От предзакатного огня,
Во кровь окрасившего воды.
Я всё бегу. И пусть меня
Запомнит мир в лучах восхода.
Уснули каменные львы,
Уснули старые квартиры,
Уснули тёмные дворы,
Уснули все на шапке мира —
Не сплю лишь я в глухой ночи,
Бегу на свет, в пальто ввернувшись.
Лишь только пёс во тьме кричит
О том, что раньше было лучше,
Лишь с окон капает стекло,
Как будто море вышло в город
И за собою повлекло
Рукой за ворот.

Я всё бегу на дальний свет
За обезумевшими всуе
Тенями, вросшими в портрет
Вечно седого поцелуя
Немого города с его
Неувядающею ночью.
Минуя скверы и кино,
Минуя линии (для прочих —
Минуя улицы на том
Туманном острове с огнями
На пиках сказочных колонн),
Идя дворами и церквями,
Я удаляюсь от людей
И исчезаю в переулках.
Я всё бегу на зов огней
Сквозь ночь, оставленную звуком.
И всё мне кажется, что свет
Уходит дальше час от часа.
И всё мне кажется, что нет
Нужды прощаться.