Ольга Дымникова - Море и рифы. Книга стихов или песен (или и тех, и других)

акварельные тени скользя размывают следы
путешествуют вплавь
как пугливые дети хватаются за руки
жмутся к углам
зима
мягкотелая сонная навь
недобудится форточек ветер
безжизненно стелется дым

это все мокрогубый февраль
оживить не спеша
мертвый город целует в подножья его пирамид
замыкает его монохромно в свою круговую поруку
свою водолейную сущность
уже ослабела спираль
и замедлился шаг
далеко ли до мартовских ид?

подслеповатое солнце —
растертая с медом и мелом пастель
в этом мутном зрачке на поверхности штиль
влагу нижнее веко хранит
в лоне верхнего – мель
а на дне
не горит стеариновый стих
обнимая
щедро промытый белилами
утра фитиль

как страны, которые ты никогда не увидишь
как не поставлю по струнке слова
маори, суоми, идиш
тренируем глаз и язык
вертится глобус вокруг оси
кружится голова

журнал бортовой исписан до середины
как гладят пушных зверей
как воет собака динго
свой индиго из-под острых ресниц
выплесни
языком коснись
моего молчания в кобуре

как податливы параллели, меридианы
беззащитно просятся под корму
я – твоя ватерлиния
медиатор
переводчик тихого океана
немой
не спрашивай, почему

никаких камышей, никакой тоски
кто-то внутри тщится почуять
исчезнувшие тиски
вместо них в тебе какая-то пыль,
непонятная взвесь
и в темноту молчишь:
не оставляй меня здесь

без этой боли ты словно бы сирота
словно покинутый дом
обесточена и пуста
была бы постарше – не путалась
в мертвых нервах и проводах
была бы постарше —
сказала бы: вот и все
сказала бы: никогда, никогда

ни озер, ни болот, ни иглы, ни живой воды
память твоя —
смех, сигаретный дым
заклинаешь ушедшую боль:
смилуйся, дай огня
а она тебе:
помяни меня

щиплешь себя,
не в силах расстаться с ней
так умирают нужные сорок дней
так умираешь с ними сама
забывается имя ее,
остается лишь медленный аромат

куришь и слышишь —
явилась благая весть
у тебя внутри
вихрится какая-то пыль,
непонятная взвесь
там смотрят с глубин
тысячи сонных глаз
там вселенная родилась

приближается кто-то другой
снова вживлять тиски,
а в тебе шевелятся
листья и лепестки
тянет руки —
шепчешь: не тронь, не тронь
затягиваешься
выдыхаешь лилию на ладонь

давай прогуляемся, говоришь
к воде
сожжем пару писем
возле речного вокзала
разумеется, пепел развеем
адресата забудем
пусть отбывает
сами останемся здесь
посмотрим воде в глаза

окей, говорю, прогуляемся
жги все, что хочешь
там безопасно, хоть лето
а я буду стряхивать пепел
лишь этим сыта вода
на настоящий момент

а давай, говоришь, побыстрее пойдем
а то
воду закроют на ночь
и не успеет бумага
и не успеет автобус
придется попутку
а ведь надо еще кино-домино-лото
и мы ускоряем шаг

а я, а я тебе говорю
ты точно уверена
в ней?
в том, что она заберет
только то, что отдашь добровольно
что сможешь отклеить от пальцев
………………………………………
………………………………..
……………………….
акупунктура камней
воду никак не видно
темнеет
а мы все идем, идем

говорил тогда что-то про бабочек
про то, что им никогда не посмотришь в глаза
а крылья у них такие тонкие,
что можно пораниться о самый прозрачный край

еще показывал на моей руке,
какие легкие и опасные у них касания

а я улыбалась
и
вспоминала себя в будущем

…
и если бы не надо выходить
и если бы не плата за проезд
катались бы по кругу вновь и вновь
наматывая рельсы на рукав

я б гладила вдоль ворса голос твой
шершаво-медный, спутанный с листвой
сверяла бы с ним изредка часы
число и год, и наши имена

…
и если б не четыре колеса
и если бы не кто-то за рулем
дрожали бы от скорости зрачки
и радость, точно в цирке шапито

ты б обнимал мой травянистый взгляд
вдыхал его текучий аромат
читал бы, будто карту вод морских
и по нему вычерчивал маршрут

…
любимый, сядь на этот самолет
он разобьется в точности, как мой
и ты на тот же остров попадешь

и будем до скончания веков

вот оно, подводное волшебство —
радостно потонуть,
потрогав Его дары

и они поют ей: стала ты тень от тени Его,
так заляг на дно, на самую глубину,
кормить заповедных рыб
рана твоя так прекрасна, так горяча
и мила Ему
залечи свой свет, он тебя убьет, убери под спуд
тень от тени сгорит от Его луча,
погибнет – и потому
за тобой никогда не придут —
ни сейчас, ни потом не придут

и они поют ей, босы и наги,
прорастает наземное волшебство,
вера ее тверда

умножается влагою влага,
растет вода,
и становится гуще тень от тени Его,
и становится старше тень от тени Его

на границе меж явью и сном
не известная никому, кроме тебя
непонятная, полупрозрачная, еле осязаемая
под твоими пальцами
дрожит

вещь

из чего она
стеклянная ли, беленая ли
мягкая или твердая
с рисунком (зернистым, искрящимся,
как инкрустация) или без —

быть может, это шкатулка
или шар
а возможно, нож

вот к этой вещи – все ночные пути
все лабиринты – к ней
все молчат – о ней
воздух трепещет – о ней
лестницы завиваются в жгуты – о ней

и вот она – сама не своя
все и ничего
сущая и ускользающая

только твоя
ничья больше

Пришла.

Поступь ее тяжела, а сама бледна;
высматривает,
есть ли кто еще, или я одна
в этом озере с белой, как дым, водой.

«Не надо тебе, – говорит, – со мной.

Я не утопла здесь, вот и ты плыви.
Зря, что ли, кровь моя дышит в твоей крови?
Это тебе не в Мурманск, не в Магадан —
всего-то на берег тот.
Выплывешь – бусы свои отдам.