Эль Стравински - Сентиментаlist

«Без потерь не уйдешь» – мне бросали с улыбкой надменно,
Мы – трехдневная пыль на неубранном жизни столе,
Это все аксиома, утверждение бесспорно несменно,
Что не в рамках – всего лишь круги на воде.

Архитекторы душ из ошибок составили смету,
Не такая как все, не такою должна – не должна…
Быть по истине истинной канувшей в лету -
Разве праведной речью на толику стану важна?

Не построю свой Рим, да кому к черту он нужен?!
День теряя за днем – по кирпичику сводим ступень
Своей маленькой лестницы тающей в облачном небе.
«Без потерь не уйдешь» – догоняет прошлого тень.

Мое небо под грифом секретности, графоманит ключом печаль.
По затянутой грифелем серости , поджигает почти напалм.
Осенью долгой обижена , солнцем на дне реки,
Я наконец-то выспалась до онеменья весны.

Жгу ванильное небо, наполняя лунный бокал,
Очерк первой недели тихо дотла догорал.
Взгляд ускользал в мрамор профиля на стене,
Ты же не любишь плакать,– истина где-то в вине.

Кажется стала сильнее на минус один или два,
Люди в жизни качели – подбросят и все дела.
Корявая вышла книга и слог донельзя скверный.
Автограф в углу скромный: твоя жизнь – том первый.

Пылью гравия дней вдаль уходит случайный прохожий,
Как-то врезался в память фланелевый серый костюм,
Еще влажная темень беcцветных пустующих клумб,
Даже зябкое утро как будто блуждает под кожей.

Чуть помятая шляпа не укроет от гулкой толпы,
Не спасает «вчера» от стремительно йдущего «завтра».
Мой прохожий, неужто не будет возврата?
– Не меняют на милость ушедшие в небо кресты!

Почему мне не пишешь мой далекий и сказочный город?
Почему нет ответа,
И все чаще не вижу я сны,
Где остались минорные отблески лета,
Поцелуй на пороге ушедшей зимы —
Может даст нам для встречи банальный, но все-таки повод?

Я тебя проводила, или ты меня в сотый раз проводил?
В другой мир,
Не давая надежд для возврата.
Не люблю я растаявший липкий пломбир,
Пять минут до и после заката,
Когда кажется, что вечность ты мне подарил?

Ту же вечность, в которой не будет тебя,
Ту же бурю все в той же пустыне.
Город полон новостей и гордыни,
Тот же город, в котором не будет меня.

Небо сегодня одело тельняшку -
Свой лучший наряд,
Эх, заложить бы четверку в упряжку
Так, чтобы настежь душа и рубашка.
Так, чтоб свобода бежала по венам,
Чистое поле вдруг стало ареной,
На санях умчатся под звуки усладных баллад.

Плащ ветром подбитый одену —
Жизнь так хороша,
Всем сердцем счастливые жду перемены,
Такие, чтоб рушить преграды и стены.
Такие, что б сердце плясало, кружилось,
А яркое солнце росою умылось.
Любовь лучезарная в наши края вдруг пришла.

Конь ты мой вольный -
Тебя отпущу на заре,
Все дальше и дальше град стольный,
Взгляд провожает печальный, бездонный,
Такой, что невольно вдруг дрогнет рука.
Такой, что расступятся все берега,
Источник забьется в промерзлой, холодной земле.

Я не мир, мир во мне глубоко и могильный крест.
Я не скорая помощь, я устала идти на зов.
Я не путь, по которому к цели ты рвешься в бой.
Я лишь поезд в пропасть и в нем не осталось мест.

Я рисую по душам – непомерно хрупкий холст.
Я не знаю, где правда и попутала север-юг.
Я все чувства на вынос и шестое, но это не вслух.
Я лишь знаю, что пройден и взорван мост.

Не тушите костры и не жгите по мне свечей.
И не надо жалеть, я не брала любовь взаймы.
Я не ангел вроде, и даже поверь не бес.
Я оставлю время на сдачу и пару недолгих дней.

Я теперь тишина и тишина во мне.
Я не помню, а знаю, не лечите меня,– без слов.
Я иду, я вот-вот, – четче и громче зов.
Дверь закрыта уже. Я сама поцеплю замок.

И прозябать и умирать с тобой на пару.
Моя невинная, почти, возьми гитару.
Да пару строк крестом к кресту – пусть стынет голос.
Когда тебя еще найду? Вплетая колос,

В венок из маков, что в снегу, почти, надгробный,
Я тут прилягу и усну, не буду гордой.
Я тут тебе накрою стол, поставлю рюмку,
А ты налей себе, небрежно бросив сумку.

В пыли затасканных аллей, до дыр затертых,
Священный образ и игла для осужденных.
За что и кем? Простой вопрос, но кто в ответе?
Ведь ты была, одна, почти, у них на свете.

Кругом болото и трава да мох зеленый.
Была прозрачною вода, причал холенным.
Тебя ждала, тебе ветра, маяк сквозь вечность,
А ты налей себе сама мою беспечность.

Протуберанцами в окно – меня разбудишь,
Ладонью к сердцу напрямик, – не обессудишь,
Объятья теплые твои, почти, как прежде.
Не уходи, побудь хоть миг, моя надежда!

Одичалых слов шальная мысль в законе,
Но ни одна, ни дня в твоём каноне -
Места все заняты и начался концерт.
Почти по-детски с лентой в волосах,
Грехи меняя, как брошенных котят
На вату сладкую и килограмм конфет,
Но там, повыше, всё не дают ответ.

Бросая совесть в соломенную шляпу
Клочком бумаги ткнув ей вместо кляпа,
Что бы умолкла не увидев свет.
На сердце мэнди строчек с десяти
Как не пытался их перевести -
Цветы все сорваны, почти увял букет,
Но там, повыше, всё не дают ответ.

Давлюсь комками жалких попыток на волю.
Всю жизнь коплю гвозди на плаху себе.
Зерна счастья замершие, зреют на поле,
Я с ними останусь в невспаханной твердой земле.
На спектр разложу оттенки всеобъемлющей грусти,
Даже не серой, а темной до черноты.
Вены сжимаются где-то в проталенном устье
Внутрисердечной, немой до сих пор, пустоты.
Гроздь бутафорной спелой, налитой рябины
Меряет время – пыльный наряд паутин.
Искренних слов редкие в мире рубины
Согреют сильнее, чем шерстяной палантин.
И я наивно верю в свою человечность,
В мир без войны и даже в честных людей.
Но зерна не зреют, дай им хоть целую вечность,
А я все лежу в невспаханной твердой земле.

И плавилось золото тонкою струйкою в рану -
Я лишь сосуд, я не чувствую боли и сердца.
Я прячу слезу под знаменами и орденами,
И плавилось золото в догмах литых иноверца.