Игорь Шляпка - Осень одиночеств

Я на фартучек милой души
Накладные кармашки пришил.
В левый спрятал ромашковый мёд,
И, надеюсь, никто не возьмёт.
В правом будет заветный секрет
От которого ключика нет.
И ещё кое-что положу,
Но об этом я вам не скажу.

Вот так живёшь в надежде на покой,
Прислушиваясь к глупостям и бредням,
А нужно просто быть самим собой,
Небесный рай меняя на земной,
И каждый день встречая, как последний.

В грядущее канет время,
Истлеет во тьме заря,
Но голосу сердца внемля,
Я буду любить тебя,

Мечте доверяя слепо, —
Ничто не приняв извне,
С тобою под этим небом
Остаться наедине.

Взаимность неотвратима.
Мы оба тому виной.
Ты станешь любима мною.
Я буду любим тобой.

Кто-то ночью через лес
Нёс корзиночку чудес,
Загляделся в небеса
И… рассыпал чудеса.

А они – как ручеёк! —
Вмиг пустились наутёк,
Да расселись тут и там,
Шум устроили и гам.

Лес такого не видал,
Разбудили всех, кто спал,
И сову, и журавля,
Волка, зайца, муравья,

И медведя, и лису,
Даже маленькую Зу.
Зу сказала: «Я прошу,
Тихо. Или укушу!»

Кто-то ей шепнул: «Я сам».
Что-то свистнул чудесам,
Быстро их собрал в карман
И унёс с собой… в туман.

Чем пахнет день?
Букетами гвоздики,
Ломтём небес под слоем бирюзы
И строчками, зачитанными в книге,
О городе «невиданной красы».

Струящейся рекой на перекате,
Какой-то ранней, ветренной весной
Ещё не поместившейся в квадрате
Оконной рамы дома на Тверской.

Дыханием горячим, словно лето,
Твоим. И поцелуем на щеке.
Словами позабытого сонета,
Но тихими и где-то вдалеке.

Ещё горячей, масляною пышкой,
Что так мила пустому животу,
И мордочкой кота в кофейной крышке,
Надраенной до блеска поутру.

Осень – изнанкой лета,
Сон – отголоском дня,
Чувство осколком цвета
Гаснут внутри меня.

Жажда – слепая сила,
Сердце спалив дотла
Каплею злой текилы,
Ждёт твоего тепла.

Время, как чёрный ветер,
Жизнь превращает в смерть,
Чтоб ни о чём на свете
Больше не сожалеть,

Чтобы, расправив крылья,
Бросить прощальный взгляд
Той, что тебя любила
Тысячу лет назад.

Моё перо…
прильнув к бумаге
спешит по линии строки
со страстью
бешеной отваги.
Его движения легки,
быстры, изящны
и ретивы,
и никаких сомнений нет,
что в этой страсти торопливой
любовный кроется сюжет.

Я оставил утехи безумства,
Я покинул обитель мечты,
Я отдался стремлению чувства
И соблазну его красоты.

Я мгновением был очарован
И беззвучною песней молитв,
Где сомнения ложное слово
Для души ничего не сулит,

Только малая искра надежды,
Будто свет одинокой звезды,
Мимолётным видением брезжит
На серебряной глади воды.

Тучка присела на краешке крыши,
Рядом присела Луна.
А над печною трубою и выше
Звёздная спит Тишина.

Шепчутся Тучка с Луною о чём-то,
Глядя, как небо, точь-в-точь,
Будто глазурью огромного торта,
Густо укутала Ночь.

Мир одинокий, усталый, безбрежный
Лёг в колыбель Тишины
И потихонечку слушает нежный
С Тучею шёпот Луны.

Говорит один другому
милый ёж:
– Эй, приятель,
ты куда сейчас идёшь?
Тот, загадочно качая головой,
отвечает:
– Я сейчас иду с тобой.
И друг дружке
что-то хитрое шепча,
оба дальше побежали,
топоча,
а спешат они так весело куда,
не узнаем мы, наверно,
никогда.

Знаю только, что идти весенним днём
Очень радостно и весело вдвоём.

Щас бы лета! А, ребята?
Хлоп! И ясный день пришёл.
Чтоб с утра и до заката
В речку прыгать голышом.

Вместо слякоти весенней
Травка, зелень, все дела.
Или уж, по крайней мере,
Чтоб черёмуха цвела.

Можно б в летней телогрейке
Да под щебет соловья
Семки щёлкать на скамейке,
Вдаль задумчиво глядя.

Развели б костёр, картошки
Свежей в углях напекли,
И с весёлою гармошкой
Песни б пели до зари.

Чем не жизнь! Одна забава.
Но пока что не везёт.
А ведь как бы кучеряво,
Если б лето – круглый год.

Запах липко, дуб ветвисто,
Солнце, тучи разгоня,
И синицы, как монистом,
Перламутрово звеня,

Все тревожат день весенний.
И не брезгуя грехом,
В лужах палькаются тени
Откровенным нагишом.

Кто щебечет, кто стрекочет,
Кто, сурьёзный сделав вид,
Что-то глупое бормочет
Про дурацкий простатит.

Это я. Извольте видеть.
Чтоб задора не терять,
На весну ругаюсь, сидя
На завалинке опять.

Если думали, к досаде
Вновь разохался, то зря.
Это я не злобы ради.
А тихонько и любя.

Но недолго. Кличет бабка.
Я: «Сейчас-сейчас», – в ответ.
Побегу скорей, однако.
Знать, нажарила котлет.

Наотмашь, словно горькую обиду,
И люто, как свинцовую шрапнель,
Зима бросает снежную хламиду
На чистую весеннюю постель.

Рука её костлява и жестока,
Глаза остервенело холодны,
Свирепое безумие порока
Грозит застыть безмолвьем ледяным.

Но что-то в этой злости беспощадной,
В гримасе измождённого лица,
Наполненного болью и досадой,
Даёт понять предчувствие конца.

Моя любовь, как лунный трактор
И шмель, что лазит по цветам,
Без перерыва и антракта
Жужжит и пашет. Но не там.

Она, как звёздочка на небе,
От силы ровно десять вольт,
Горит, но душу мне не греет,
И вроде свет, а толку – ноль.

Ну, правда, хуже табуретки.
Ни сколотить, ни сесть, ни встать.
В ней пользы меньше чем в таблетке,
Чтоб от похмелья принимать.