Владимир Черноморский - Прощение | Forgiveness

Опять запуталась луна
в переплетеньях винограда.
А ты желанна и хмельна —
моя посильная награда.
И солнечного света – лес,
и поцелуя – автострада…
Я понимаю: все, что есть, —
моя посильная награда.
…Но глаз твоих антициклон,
и рук сухая деловитость,
и время, то, что утекло, —
моя бессильная повинность.
Но сытость сердца твоего,
но черный сок твоей усмешки —
и нет меж нами ничего…
Моя бесславная кромешность.
И вдруг вулкан твоих волос
ворвался в горную прохладу.
И все, что в этот миг сбылось, —
Моя посильная награда!
И вновь желанна, вновь хмельна!
И торжествует право ночи.
Но как распуталась луна?
Как много в небе многоточий!

Сон и явь, и каждый час разлука.
Отчего так пусто без тебя мне?
Налетает черная голубка,
если нет тебя – со мною зябнет.
Что случилось? Стал я уязвим,
как колодец, ждущий чью-то жажду.
А со мною ты – и я храним
ласкою нахлынувшей однажды.
Юность потеряла идеал:
было все, а то, что есть, дороже.
И былой мечты мемориал,
милая, тебя затмить не может.
А когда беспомощность свою
Я отдам уставшими губами,
мир в душе опять не познаю —
от разлуки это не избавит.
Ягоды голубки исклюют…

Снова зарево. Рассвет или закат?
Объяснились бы… А рядом тебя нет.
В это время мы не встретимся никак,
мы встречаемся, когда повсюду свет.

Вновь стихов моих издерганная вязь,
и печали наших глаз сомкнулись вслеп.
Тут квартир чужих размазанная грязь —
снова вторглись мы в чужой семейный склеп.

Нам оставили диванчик и клозет.
Я как вор дневной – с отмычкой на любовь.
Ах, любимая моя, гражданка «Z»,
что я делаю с тобою и с собой!

Занавесить просишь («стыдно мне») окно…
И стремглав сорвавшись («Тороплюсь!»), уйдешь.
Удержать тебя? Да разве же дано,
если ложь вокруг и в нас сплошная ложь?

Сотни тысяч поцелуев я кладу,
где ступила ты, должна еще ступить.
Чистоту и грязь, и радость, и беду
мне, наверное, вовеки не испить.

Сколько сорной травы,
сколько зрелых плевел!
Хлеб любви моей горек,
но память пристрастна.
Как несносный раввин,
что в погром окривел,
взгляд пустой в небеса
устремляю напрасно.
Злое поле мое
я засею опять.
Но не будет дождя:
сухо все во Вселенной.
Глаз твоих окоем
облакам не объять
без смятенья души…
Но напрасны моленья.
Сразу тысячью жал
я посею раздор.
Я взлелею его
до невиданной распри.
Черен мой урожай —
черен твой приговор.
Ночь забвенья черна…
Но и это напрасно.

Мнил: тебя, как куклу вуду,
злой иглою разбужу;
сам, зажмурившись, забуду
жизни жесткую межу.
Жаждал паникой упиться,
с желчью замешать слезу…
Ты спросила: «Что за птица?»
Кто-то: «Да какой-то зуй…»
Так-то. В нашенском болоте
много всяческих зуев.
Часть – до крайности во плоти
бдят достоинство свое,
части стать пришлось добычей
для увесистых гадюк
(есть у них такой обычай:
пасть откроют – и каюк).
Я хвалил свое болото,
как положено зуям.
Клюнул – сразу понял, кто ты:
подколодная змея.

Я прощаюсь с тобой.
Мы созрели уже для разлуки.
Так же мог и другой
целовать твои плавные руки,
так же мог и другой
плыть за ставнями глаз твоих смеженных…
А была ли любовь?
Может… Как отражение нежности.
Я прощаюсь с тобой.
Ты стареешь, как солнышко за полдень.
Где-то будет отбой —
ищешь теплую горку на Западе.
Обретаешь покой —
чтоб размеренно все, по рассудку.
Я прощаюсь с тобой
месяца, и недели, и сутки.
Боль прощаний моих,
долготленье печального гнева.
Сто обид затаив,
я смотрю на вечернее небо.
Нету солнца – ушло,
так и быть, проживу со свечою.
Хитрой мошкою ложь
облетит стороной – горячо ей.

Любимая моя и звонкая моя!
Я каждый день пою тебя как праздник
и каждый день иду к твоей душе,
вытаскивая ноги из болота,
где вечно хочет видеть нас судьба.
Любимая моя!
Лучами глаз твоих
я ежедневно отмываю сердце.
А мне, ей-Б-гу, есть что отмывать.
Твоей улыбкой вытираю слезы:
нельзя любить, не выплакав себя.

Мне сладко жить
под крышей ног твоих.
Они мое убежище от страха
однажды враз проснуться мертвецом.
Орга́ны рук твоих с регистрами артерий
как слышу я горящими щеками,
груди твоей торжественность я пью.
И каждый вздох, исторгнутый тобой,
вольется в парус моего восторга.
И я шепчу:
любимая моя!

Пускай найдет меня Hawk-Eye
прищуром поднебесной слежки.
За линией лежу я грешный;
в игру меня не вовлекай.
Я налетался. Видишь? – Лыс…
И ворса нет уже, и форса.
И мне за линией – комфортно:
не нужен верх, не страшен низ.
Но я боюсь душевных струн,
в тебе натянутых столь звонко.
Ведь ты пошлешь меня вразгонку,
пока я сердце не сотру.
Пошлешь-пошлешь…
Без лишних слов,
как только новый сет начнется,
как только счастье улыбнется
в игре, где «ноль» зовется «love».

Не говори: «Судьба…»,
вали на непогоду.
Ведь мы из-за нее отменим наш улет.
Закатана губа.
Кульбиты – не по году
рожденья моего. Такой вот переплет.
Посетуй на дожди.
Хотя – не снегопады,
а значит, ничего у нас не заметут.
Есть просьба: ты дойди,
как яд гомеопата,
до нерва моего, где я храню мечту.

А вот и февраль. И повесил он ветры
на узкоплечие тополи.
Я тоже пригнусь, но от тяжести света
и… твоего шепота.
Мне так не хватает застенчивых листьев,
чтоб защитить наши тени.
А ты вопрошаешь с улыбкой улитки
о совокупленьях растений.
В магнитных мирах разлагаются фразы
и чувства уже электронны.
Мы, может, привыкнем, да только не сразу,
к своим бестелесным кронам.
И нас приютят «колыбели для кошек»?
(Проста сетевая мебель…)
И будем ласкать, пробегая ладошкой
по клавиатуре неба?
К чему нас готовят Фейсбуки и Скайпы,
коль верить, что души нетленны?
И стоит ли жить под сомнительным кайфом
ничтожных растений Вселенной?

А мы с тобой построим пропасть
путем подрыва наших душ.
Ты слышишь: нарастает рокот.
А мысли, чувствуя беду,
уносятся аж в послезавтра,
туда, где нас, возможно, нет,
туда, где могут оказаться
лишь заблудившийся сонет
и отзвук необычной рифмы.
В ней тот же рокот…
Как вулкан,
родивший остров Тенерифе,
благословив: живи пока.
Тот остров Isla del Infi erno 1 1 Isla del Infi erno (исп.) – старинное название вулканического острова Тенерифе Канарской гряды островов в Атлантическом океане. В переводе на русский – «Остров ада». —
оттуда-де дорога в ад.
Там неприветливы таверны
и вкус вина дороговат.
Мы неминуемо заплатим —
хоть эта лепта нелегка —
за краткий звук в твоей сонате
на рифму моего стиха.