Катерина Невское-Облако - #КНО_лучшее. Сборник стихов

Ты идёшь напролом, но всегда не уверен, куда —
Потому что во всём и везде вечно видишь одно и то же.
Ты готов поменять континенты, страны и города
В идиотских попытках сбежать от того, что под кожей.

Ты наденешь любимые джинсы,
Пойдёшь на десятый расстрел
И в десятый раз выживешь, с пуль не спуская взгляда.
Существует ли небо, в которое ты взлетел? —
Ты смеялся, минируя путь обратно.

11`18

Написала б про лютики и ромашки,
Если б только умела быть проще.
Я ведь каждую маленькую промашку
Пропускаю сквозь кровь и кожу,
Прогораю внутри до пепла,
Своей болью играя в тетрис.

Но теперь поднялась я, окрепла —
Я же феникс, любимый.
Феникс.

11`18

И дороги-то наши – круги,
И пуста, неуютна обитель.
Но я буду читать о тебе стихи,
Пока в зале есть хоть один зритель,
Даже если глаза у него не твои,
И чужая улыбка, и имя его незнакомо.
Но я верю: он станет моим кислородом
В задымлённом подвале твоей любви.

11`18

Ей твердили с младенчества: «Ты – кремень,
Ты не плачешь, ты молча латаешь бреши».
И она стала крепче железобетонных стен,
Без изъянов, осколочков, дыр и трещин.

Сердце алое море гоняет по струнам вен.
Даже в чёрные дни не сутулятся хрупкие плечи.
Ей привили способность вставать каждый раз с колен:
«Ты – кремень. И ты знаешь, что роботам легче».

И ей снился в кошмарах безоблачный летний день
И обычные, грустно-мирские вещи.
Она вскакивала, крича, и не сразу ложилась в постель.
«Это сон», – повторяла.

Но сон был вещим.

11`18

Утро городу заплетает косы.
Оно знает ответы на все вопросы,
Только нам их, конечно, не даст.

Хочется быть сенсацией, а не вбросом.
Но то ли ты недостаточно взрослый,
То ли правда никчёмный балласт.

10`18

Верь мне, верь мне: всё это было —
Пахло почвой и детским мылом,
Под окном твоей спальни росла крапива
И коленки пурпурным жгла.

Мы сидели на лестнице, ели сливы,
Мама пол на веранде мыла,
Пироги разных форм и начинок стыли
На дубовой ладони стола.

Верь мне, верь мне: был луг с полынью,
А в мешках золотились дыни
С сединою вчерашней пыли,
Как волшебником спрятанный клад.

Мы гордились, что мы всесильны,
И у нас с тобой были крылья.
Верь мне, верь мне! Всё это было,
Только сто разрушительных лет назад.

Но теперь-то мы победили!
Пахнет сном, земляничным мылом,
И кусается жгуче крапива,
И слезится от счастья взгляд.

11`18

Два столетья в гостях у тебя уснули.
В изразцовой печи над поленьями пляшет мак.
Снег метёт. Неоткрытое Киндзмараули —
Всё, как нам завещал Пастернак.

Хороводом дубовым от нас разбежались стулья.
На столе – то ли книга, то ли масонский знак.
У тебя – взгляды-ленточки, а не пули,
Ты колдуешь, как наидобрейший маг.

Перебрался в хоромы, покинув родимый улей.
Ты из тех, кто рискнёт сделать первый шаг.
Между нами витает пьянящий дух Киндзмараули.
На полу растянулся багряным пятном пиджак.

Этот вечер – нахальный, бессовестный жулик!
Он украл три часа, нам презрительно бросив пятак.
Ночь пришла и, его подменив в карауле,
Развернула над городом звёздно-черничный флаг.

Тёмной лупой таращится Киндзмараули,
Опустев, словно крохотный топливный бак.
Я тебя на прощанье три раза легко поцелую.
Ты забудешь наутро меня, как пустяк.

12`18

Слушай, Воин! Шёл бы ты на войну,
А не в баре сидел в уютном таком тылу.

Ты так рад за Отечество, будто сам воевал в Крыму,
Будто видел своими глазами окопы и нищету,
Будто полз по изрытому битым стеклом двору,
На своей спине таскал раненную детвору.

Ты так рад победить, словно беды все сами умрут,
Если выволочь в поле, заставить сражаться страну.

Ты всей жалкой душонкой за то, чтоб решать в бою
То, что можно решить, если совесть призвать свою.

Слушай, Воин! Шёл бы ты на войну!

Посмотрел бы, как падает замертво лучший друг,
Посидел бы в засаде до обморожения рук
Да послушал, как пули рисуют узоры вокруг,
А от грохота залпов забыл бы, где север, юг,
Кто ты есть, где твой дом, как тебя зовут.

Ты бы понял, какой это тяжкий труд —
Просыпаться средь ночи в холодном поту
И не знать: это рядом с тобой – уже труп,
Или он всё же встанет потом поутру.

Вот тогда ты бы мирно пришёл к столу,
Разобрал бы бумажек и писем руду,
Всем ответил бы, выход нашёлся б вдруг,
И порвался порочный военный круг.

Но ты прячешься в тёплом, уютном тылу,
Лишь по радио слушаешь про войну.
Что ты знаешь о ней, если ты не прошёл по дну?
Разглагольствовать легче всего в окружении слуг,
На удобном диване, с бокалом редчайшего брют.
Они там умирают, пока ты тут.

12`18