Саша Ирбе - Под искрами дней

Я не буду винить… Но давно не поют соловьи…
Слишком много дорог, что разводят нас вдруг, в одночасье.
Слишком много разлук, и, увы, слишком мало любви,
что равняется слову простому, привычному – «счастье».

Или вовсе останься… А если на миг – уходи…
Слишком суетна жизнь… В ней и так все и хрупко, и тленно.
Я желаю жить тем, что равняется свету в груди,
и не в бытом и тленом, а в сердцем творимой вселенной.

Чужих людей не бывает!
Бывают чужие шапки,
дачи или перчатки,
чуждые города!
Чужих детей не бывает —
слышите: никогда!

Мира коснувшись нашего,
к сердцу спешат они.
Сердца не бойтесь вашего,
боли его, любви!..

Не спешите другого
поранить стужей
взглядов или речей
(всем нам когда-нибудь
будет хуже
в бездне земных ночей).

Дайте руку ему —
и взойдут в его сердце цветы!
И порадуют небо
пестрыми лепестками!
И будем жить в мире
из света и доброты!
Не надо держать прекрасное
под замками!

Не бывает на свете чужих детей!
И чужих людей – вы слышите – не бывает.
Не бывает на свете плохих людей —
бывают лишь те, о ком забывают.

Он ночью молчал, все сильней утопая в песок,
а море гремело, как будто хотело укрыть.
И тучи неслись, будто стая китов на восток.
И было неясно, зачем еще надобно жить.

Но вскоре прибилась собака, прижалась под бок,
а утром такой же бродяга сказал: «Закури!»,
и он закурил, хоть ему и казалось: не мог.
И стало вдруг ясно, зачем еще надобно жить.

А море гремело… И рядом, присев на песок,
бродяга заметил: «А я – представляешь – забыл,
как это – по дому ходить и не выпачкать ног,
как в ванной сидеть… А ты дома когда еще был?»

И вместе решили по миру теперь кочевать…
А море шумело… И стали налаживать быт:
из досок, забытых в порту, сколотили кровать,
для маленькой крыши фанеру сумели добыть.

Я слушала море – а слышала их голоса!
А рядом машины гремели по скатам дорог.
В них ехали люди, свои охраняя сердца
от горя, печалей и прочих некчемных тревог.

Но вот в чем загадка: я знаю, не каждый бы смог
из них свой последний огарок чужим предложить,
еще – утверждать, уносясь по изгибам дорог,
что он не один… и зачем еще надобно жить.

Человек упал – помоги, —
или он плутает в дороге!
Если заболел – сбереги!
А пошел – не стой на пороге!

Умер человек – помоги!
Даже и теперь ему нужно,
чтоб вокруг него не враги,
а любовь царили и дружба.

Не тверди весь день напролет,
что ты здесь, ты лучший, ты первый.
Рядом тоже лучший живет
и – как все на свете – бессменный.

Счастлив человек – помоги!
Счастье – хрупкий стебель, не глыба!
А помог – скорей уходи!
И в ответ не требуй спасибо!

Помогать – не значит просить
и себе присвоить пытаться!
А терзать – не значит любить!
Уходить – не значит прощаться!

А его ведь тоже любила мама
и, если жива, то, как прежде, любит.
А он сидит на асфальте —
больной, упрямый,
и его избегают люди.

В его сумке дыра,
и торчат по бокам карманы,
как неловкие швы,
что скрывают открытые раны.

А он, как был,
так и остался ребенком,
брошенным в поле жизни,
большим котенком.

И ему непонятно,
за что его гонят из стаи.
И ему неприятно,
что все от него устали.

И он сидит на асфальте,
больной, упрямый.
И, если жива,
его все еще любит мама.

Чем дальше в жизнь, тем шире – но разбитей,
тем проще – но отчаянней пути.
Все меньше в мире места для наитий,
и беззаботность тоже не найти.

Повсюду – бездны, тайные значенья,
забытые на стенах письмена,
большой реки холодное теченье
и в потускневшем небе тишина.

И ты уже желаешь погрузиться
в свой внутренний, почти забытый мир,
чтоб в суете сует не оступиться,
найти в нем свет и счастья эликсир.

И с каждым годом мир в тебе все больше,
а потому и давит тяжелей.
И горе в нем отчаянней, но проще.
И свет – пускай обманней – но светлей.

И в нем уже идут свои дороги,
живут ему желанные друзья.
И в нем мы все задумались о Боге;
раз «Бог есмь мир», то значит – «Бог есмь я».

Главное, чтобы было куда идти:
если дорога к дому, так хоть пешком.
Главное, чтобы было чего нести:
можно идти хоть с каменным рюкзаком.

Если тебя хоть кто-то на свете ждет,
если тебе он дорог, тобой любим,
значит, плохое вправду потом пройдет,
раз это нужно не миру – а вам двоим.

Это не завтра и не вчера.
Это сейчас – на белом, пустом листе —
ты рисуешь свои замыслы и дела.
Не с помощью мира рисуешь, а в пустоте.

Я знаю, в это ужасно сложно поверить,
что за все ответственен только ты —
не Бог, не звезды, не города, не звери,
не президенты или цветы.

Ты сам рисуешь черты своего финала.
Ты сам рисуешь будущего черты.
И это не середина – это только начало,
когда наравне с судьбой остаешься ты.

Сегодня Пасха… Хочется покоя,
свободы от вселенской маеты.
Сегодня Пасха!.. Что она такое?!.
Я знаю плохо – плохо знаешь ты.

Иисус воскрес!.. И смерть промчалась мимо.
Не чудо!.. В жизни каждого из нас
бывает воскресить необходимо
какой-то взгляд, движение и час.

И мы – не веря – воскрешаем тоже
в своей душе предметы естества.
Иисус воскрес!.. Ты – атеист, но все же
Иисус воскрес – поверь в мои слова.

Сегодня – Пасха… Сор из сердца вынув,
в душе прибрав и посадив цветы,
я говорю, что нам необходимы
святые дни вселенской чистоты.

Сегодня Пасха!.. Мир в моей квартире.
Кулич и свечи, близких голоса.
Как жаль, что мы, живя в едином мире,
совсем иные видим полюса.

Как жаль, что ты не веришь в воскрешенье,
и в жизнь не веришь после темноты,
и что прошло Святое Воскресенье —
со мной был мир и счастье, но не ты.