Array Поэты Ирана - Иранская поэзия изнутри

Меняется и язык Форуг: поначалу она долго находилась под влиянием поэта-романтика Надера Надерпура и подобно ему писала четверостишиями «чарпарэ»: с рифмованной второй и четвёртой строкой. Постепенно, в поисках самовыражения она обратилась к простому языку и более современной, более свободной форме (отчасти благодаря молодым поэтам иранской «Новой волны» с их обрывочно-газетным сознанием – речь о них пойдёт чуть позже).

Внутренняя эволюция Форуг вошла в историю с её книгами: «Пленница» (1953), «Стена» (1956), «Мятеж» (1958), после которых она успокоится, стихнет, уйдёт в себя, и потом произойдёт «Новое рождение» (1964). Это «Новое рождение», на самом деле, первое и единственное рождение Форуг Фаррохзад как поэта. Всё, что было ею написано до этого сборника, можно забыть – она и сама это часто повторяла.

Невероятна скорость, с которой Форуг жила, росла, не останавливаясь, не задерживаясь. Всё выучивала, всех выслушивала, а потом шла своей дорогой. Незадолго до страшной автокатастрофы, в которой Форуг погибнет, она закончит поэму-предчувствие «Уверуем в начало холодов». Это лоскутное произведение начинается со слов: «и это я. // женщина, которая стоит одна // на пороге холодов…» – и вот в этом начальном «и» будто вся история, вся боль иранской женщины, которая замалчивалась целую вечность.

Она снимет документальный фильм «Дом чёрный» (1962) о буднях обитателей лепрозория, высоко оценённый Бернардо Бертолуччи и завоевавший награду на кинофестивале в Оберхаузене. И усыновит мальчика, в этом лепрозории жившего с прокажёнными родителями, и обогреет его, окрылит, обучит языкам, литературе. Он теперь известный переводчик.

Жан Кокто говорил, мол, не плачьте, поэт только делает вид, что умер. Но на похоронах Форуг будут плакать люди, цветы, деревья, камни – всё будет плакать. Слишком уж правдоподобно она будет лежать там под расшитым покрывалом, белая-белая.

Если провести условное разделение поэтов после Нимы на две основные группы, в первую, мейнстримовую и возымевшую немыслимое число продолжателей, войдут Ахмад Шамлу, Мехди Ахаван Салес, Форуг Фаррохзад и поздний Сохраб Сепехри. Во вторую же, представленную Хушангом Ирани и Шамсоддином Тондаркиёй, справедливо будет отнести поэтов «Моудже Ноу» и «Ше’ре Дигяр».

Промежуточную ступень между поэтами «всенародными» и «Моудже Ноу» («Новой волны») занимает Мохаммад Али Сепанлу (1940–2015), в молодости бушевавший на оппозиционном поприще, в частности, против цензуры, но остающийся в душе поэтом глубоко романтическим. Он стал известен как «поэт Тегерана». Никто не смог превзойти его в умении воспеть этот город.

Вообще, Тегеран, в отличие от, например, Шираза и Бухары, которые классическая персидская поэзия увековечила, мало присутствовал в иранской литературе, и предшественники Сепанлу отзывались о Тегеране, скорее, уничижительно или с презрением (как Ирадж Мирза). Сепанлу же восхищался городом, в котором родился и провёл всю жизнь. Нежно храня в памяти старые названия всех переименованных улочек, кинотеатров, ресторанов, он написал свои знаменитые «Ливни» (1967), «Пешеходы» (1968), «Скрытого Синдбада» (1973), «Ханум Время» (1987), «Улицы, пустыни» (1992), «Бирюзу в пыли» (1998), «Осень на шоссе» (2000), «Изгнанника на Родине» (2002), «Лодочную прогулку по Тегерану» (2011) и многое другое.

Не обладая мощным поэтическим голосом, не экспериментируя ни с языком, ни с синтаксисом, в своих поэтических заметках он предельно точно описал блуждания человека в мегаполисе, растерянность современного горожанина, ищущего своё место в истории.

Без Сепанлу, завсегдатая литературных кафе, души компании, знатока анекдотов и блистательного рассказчика, умевшего рассмешить любого (например, историями о своём отце, учившем его в детстве одновременно читать Коран без ошибок и рисовать голую Венеру), невозможно представить тегеранскую интеллектуальную жизнь 60–70-х. За литературные достижения (поэт, помимо прочего, переводил Грэма Грина, Альбера Камю, Жан-Поля Сартра, Гийома Аполлинера) он был удостоен Ордена почётного легиона Франции и Премии имени Макса Джейкоба.

Движение «Моудже ноу» («Новая волна»), названное так поэтом и критиком Эсмаилем Нуриалой (1943), возникает в иранской поэзии в 60-е годы.

Иранская «Новая волна» объединила молодых людей двадцати-двадцати пяти лет, которые в бегстве от существующей нормы искали пути создания нового языка поэзии: Ахмад Реза Ахмади, Мохаммад Реза Аслани, Шахрам Шахрохташ, Мохаммад Реза Фашахи, Мехрдад Самади, Эсмаиль Нуриала, Хосейн Расаэль и несколько других. Мировоззрение их было вымешено на живописи, современной европейской поэзии и осознанном стремлении отпугнуть от себя рядового читателя (того, которому мил соцреазлизм Шамлу, политические причитания и памфлеты, а также книги, штампуемые в Тегеране советским издательством «Прогресс»). Поэты «Моудже Ноу» рассуждали как художники-авангардисты, задавшиеся целью отпугнуть зрителя, считающего вершиной изобразительного искусства Камаль оль-Молька.

Кроме того, нововолнисты хотели избавиться от постылых образов, бесконечно повторяющихся в стихах их предшественников: во второй половине 50-х годов, в условиях усилившейся цензуры иранские поэты были вынуждены избрать для своих политически окрашенных текстов язык символов, который сразу приелся и потому обнулял эффект любого поэтического высказывания (ночь как символ гнёта и удушья; утро или солнце как свобода, надежда, победа и справедливость; зима как отражение общественно-политических реалий – лучше не продолжать).

В 1963 г. Ахмад Реза Ахмади издаёт тиражом в 500 экземпляров свой сборник стихов «Набросок», три года спустя Мохаммад Реза Аслани – книгу «Скамеечные ночи – дни ветра». Впоследствии оба сборника станут знаковыми для иранских авангардистов.

В апреле 1966 г. Эсмаиль Нуриала под эгидой издательского проекта «Торфе» напечатал первый номер ежемесячника «Джозве-е ше’р» («Поэтический альманах»). Издание, не просуществовавшее больше года, поддерживало молодёжь, пропадавшую в тени поэтов-исполинов типа Шамлу: Ахмада Резу Ахмади, Мохаммада Резу Аслани, Бижана Элахи, Бахрама Ардебили, Махмуда Шоджа’и, Хутана Неджата, Хамида Эрфана, Мансура Оуджи, Гафара Хосейни и других.

Поэты «Моудже ноу» активно использовали опыт французов-дадаистов: групповое творчество, стихотворения, написанные по цепочке, методом случайного генерирования слов/предложений, как в коллажах Ханса Арпа (например, друзья раскладывали перед собой клочки газет и выстраивали из их содержимого образный каркас текста, или же задавали друг другу условия, расставляли вокруг ограниченное число предметов, из которых должны были извлечь «сокровище»). Отсюда парадоксальные сочетания слов, рождающие в сознании непредсказуемые смыслы, как игра сюрреалистов в «изысканный труп», или опыты Тцары, или бретонова «Поэма фрагментов, вырезанных из газет». Результаты своих практик, несмотря на их абсурдность, нововолнисты планировали регулярно публиковать в «Джозве-е ше’р». Вот один из текстов: «я чёрный // я белый, жёлтый // я войну цветов вижу // мелодии-узницы алкогольного воздуха // земля, что горела // я на тебя уставился // твои глаза утонули в зелени // стола и чашек // я принял решение // тюльпаны настенные // меня с собой унесут в верхние комнаты // но потолок в кафе низок». Или: «цветок подоконный высох // во мне есть всё // лампа плюётся светом // мой голос на галдящей площади блуждает // раскрой свои пальцы // и пусти летать мой голос // теперь стена // рыдает о своих руках железных».