Юрий Киреев - Затмение. До и после. Тетрадь 7

Гудело
Маныч Гудило
В гриппозном огне
Души.
Искрой
Меня опалило.
Выплюнуло
В камыши.

Странный
Оскал истории.
Но не расстригой
Во зле —
Странником
Кистепёрым я
Ползаю по золе.
И поднимаясь над гарью
На цыпочках,
На плавниках,
Вижу себя
На гаревой,
Отряхивающим
Прах.

Вижу себя с визиткой
На страшном суде
В хвосте.
Рвётся заветная нитка.
Вязнет нога
В пустоте.

Гудит
То ли Маныч Гудило?
То ли
Больной черепок?
Правее?
Левее?
Или
Назад отползти чуток?

Нет!
К прошлому нет
Возврата.
Земля, голуба
И легка,
Светлой ереси
На зарплату
Подставляет
рассвету бока.

У каждого – целина.
То знойная,
То мороженая.
Но вспаханная сполна.
Иначе
И невозможно.

А первая борозда
Лучится
И к людям тянется.
В открытых сердцах
Навсегда
Частица тепла
Останется.

А первый уходит
Дальше.
А плуг безотвальный
Уже
По озими правды
И фальши
Пришёл
К заповедной меже.

А что за душою? —
Космос
Чернее,
Чем чернозём.
А что за спиной? —
Вопросы
Опять проросли
Ковылём.

Полёт слепой звезды
По небосклону.
Полёт мешка в кусты
С перил балкона.

Чугунной головой —
О чёрный камень.
К объятию с землёй
Вразлёт руками.

Вновь чиркает звезда
По черной тверди.
Зовёт не опоздать
К рожденью смерти.

Отжался на руках.
Держу перила.
Земля холодный прах
Мне посулила.

Нет, я не жду звонка —
Команды с неба.
Я плюнул с высока
В пустую небыль.

К заветной туманности
Вышел обоз.
У каждого кучера —
Листик.
Чтоб пелось в дороге
Не так как жилось,
А в ключике
Новых горнистов.

Ликует народ.
Под рыданье колёс
Смешалось
Анданте с аллегро.
По длинной аллее
Пожухлых берёз
Движутся
Белые
Негры.

Опять весна.
Опять, как прежде,
Спорхнули с шарфиков
Носы.
Лишь у дремучего
Невежды
Идут по‐прежнему
Часы.
Перед подъездом,
Выгнув спину,
Маячит он.
Туда‐сюда.
Ждёт персональную
Машину
Как и вчера,
Как и всегда.

Но каждый
Вывих себялюбья
Не вечен,
Как любой сезон.
Бывает даже
На смех людям
Он превращается
в СИЗО.

Хороший
Военачальник
Прежде,
Чем выйти в поход,
Войска тыловые вначале
С придирчивостью
Обойдёт.

Он просто
Не может
Иначе
По складу своей
Души.
Он знает:
Большой задачи
Без тыла нельзя
Решить.

А тыл
Далеко не затылок,
Который легко
Почесать.
В его понимании тыла
Память
Стоит на часах.

Когда
Про державные шишки
Не помнит
Генералитет,
Сказать про врага —
Это слишком.
Но трудно представить,
что нет.

Не божий дар
Для антилопы —
Клыки голодного зверья.
Ведь кто кого
Собрался лопать,
Ломать мозги
Не стоит зря.

Сошлись нос в нос —
И слава богу.
Но мне судьбу
Не рассудить.
Я, как слепой,
Топчу дорогу,
Не зная,
Кто на мне сидит.

Не вижу
Алчного обличья,
Но ощущаю
Смрадный дых.
И жизнь,
Достойная величья,
Тихонько
Переходит в жмых.

И под затмением
Шакалом
Ещё не съеденной
Луны
Боюсь
Голодного оскала
И яда
Бешеной слюны.

Боюсь —
Гурмана не оспорить.
Но словно,
Собственной беды
Боюсь напасть
У лукоморья
На кистепёрые
Следы.

Вот замолчал
Ещё один приятель.
Вчера в парную
Больше не пришёл.
Он подводил
Эпохам знаменатель,
А вышло так —
Себе черту подвёл.

Никто
К его черченью
Не причастен.
Холоп и бог —
Он сам себе судья.
Любой остаток —
Лютое несчастье
В деленье на два
Самого себя.

Он белым днём
Общественные свищи
Скрывал
Под полотнищем
Октября.
А вечером,
Свихнувшись
От стыдища,
Топил в сивухе
Бравый одобрямс.

И вдруг отрёкся,
Завязал,
Отрезал.
В державном то
Застолье без конца.
Но не попасть чтоб
Под статью за трезвость,
Он залпом принял
Девять грамм
Свинца.

Целительные граммы
Опрокинув,
Себя он
Успокоил навсегда.
Перед людьми
Скруглил он молча
Спину,
Как у порога
Высшнего суда.

Как мне судить
О поруганной публике?
Знаю о прошлом я
Меньше нуля.
Знаю:
Рванулась
Россия к республике,
Да поперхнулась
На первом же
Бублике.
Вот ведь какие
Пошли кренделя!
В лучшем же случае —
Мнимые знания.
А в остальном —
Отрицательный знак.
Больше насилия —
Меньше страдания.
Разум слабеет.
Но не обоняние.
Нос не затычка,
Всё хочется знать.

Непонимание —
Как глухомание.
Как ослепление —
Всё чересчур.
В тридцать кровавых —
Непонимание
Происходившего
Четвертования.
В происходящее
Вникнуть хочу.

Дырка от бублика —
Мелочней мелочи.
Гробу подспорье —
Дыра от петли!
Можно проверить.
Хватило бы
Смелости
Сунуть в дыру
Любопытный полип.

Я антисионист.
Я думал:
Всё сказал.
Я думал:
Я горнист.
Я думал:
Стул – скала.

Я думал:
Всё бы смог.
Я думал:
Бой – судьба!
Стул выбит
Из‐под ног.
Висит.
Молчит труба.

Печёнку мою
Корчевали идолы.
Мордой моею
Пахали титулы.

Сеяли байки
Всласть комиссары.
И забазарить
Пришли коммерсанты.

Но хватит!
На первое мая как раз
Я подбоченюсь,
Как правильный князь.

Вспомню печёнку,
Морду и байки.
Верну коммерсантам
Базарную пайку.