Сергей Стратановский - Изборник. Стихи 1968–2018

© С. Г. Стратановский, 2019

© А. Ю. Арьев, статья, 2017, 2019

© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2019

© Издательство Ивана Лимбаха, 2019

Поэт, эссеист, историк литературы Сергей Стратановский появился на свет в необычное для рождений в городе на Неве время – 5 декабря 1944 года. Город еще не оправился от блокады, а новое его поколение уже прорастает, как одуванчики на пустырях. Поэт родился внутри отчетливо зафиксированного исторического периода, превращавшегося на его глазах в мифологическое время. На собственном опыте познавал, какой пеленой эта мифология окутывает жизнь отдельного человека, насколько драгоценно для истории частное знание, помноженное на человеческую жизнь. Уроки такого знания Стратановский получил очень рано, в семье. Можно сказать, не мог не получить: его отец – Георгий Андреевич Стратановский, филолог-классик, переводчик Геродота, Фукидида, Иосифа Флавия и др., дважды арестовывавшийся в советское время; мать – Ольга Сергеевна Заботкина, преподаватель французского, переводчик Сен-Жюста и др. Связь между частной жизнью и жизнью исторической явлена была поэту в неопровержимой, хотя и скрытой от публичного обозрения, достоверности. Тем сильнее она переживалась. Первый арест отца пришелся на осень 1921 года. Ему было двадцать лет, когда он оказался в петроградском ДПЗ на Шпалерной в общей камере № 7. И что же увидел на ее стене? Надпись: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь. Н. Гумилев». Ни к таганцевскому, ни к какому иному заговору молодой Георгий Андреевич отношения не имел. Но не это сейчас важно, важно то, что такой опыт из самопознания не вычтешь, он столь же прочен и неизменен, как таблица умножения. В сущности, мироощущение Сергея Стратановского, сопрягающее в стихах «мифологическое» с «бытовым», по этой таблице и сориентировано, без нее усвоение и понимание его стихов затруднено. От «греков-епикуров» до «мочащихся пролетариев» дистанция в них принципиально коротка, вписана в современное социальное пространство.

Особенность поэзии Стратановского в том, что она – вся и сплошь – полнится историческим содержанием, что не мешает ей спонтанно насыщаться житейской очевидностью. Ее пересказ адекватным поэтическому воплощению, конечно, не окажется, но и переводу на обыденный язык она противится не слишком. Исключительный случай.

Виктор Кривулин, размышляя о стихах Стратановского, говорил: они «в лучшем смысле этого слова метафизичны, т. е. свидетельствуют не столько о переменах в актуальной ситуации окружающего мира, сколько о том, что остается на фоне этих перемен неизменным, пока существует мир и человек» [1] Кривулин В. Б. «Клянчущие метафизики» и «девка-утопия» // Альманах Канун. Русские утопии. СПб., 1995. С. 323. .

Поэт пишет вроде как «для толпы», но не ей на потребу. При «громкой» тематике, в стихах Стратановского, заметил В. Дмитриев, «вообще нет криков, нет истерик <���…>. Добро уравновешено злом, сила уравновешена слабостью, религиозная патетика уравновешена принципиальной будничностью чувства» [2] Дмитриев В. Авангардисты седьмого дня и поэт Стратановский // Звезда. 1997. № 9. С. 219. . Последнее особенно важно: общий сюжет этой лирики метафизически рождается в пространстве между Афинами и Иерусалимом, а житейски затрапезен, обусловлен бытием современного «человека мостовой», «антигероя», иногда – под маской «юродивого». В том толковании, которое придает юродству – в случае Стратановского – В. Дмитриев, видя в нем установку «творческого духа на радостное умаление вещи с тем, чтобы через это умаление и возвыситься» [3] Там же. С. 221. . Не то чтобы «возвыситься». Но чтобы не сбиться с душеспасительного пути, сохранить праведную наивность реакции на вывихнутый миропорядок. Это у Стратановского изначальная, исповедная данность, как, например, в «Скоморошьих стихах» 1969–1972 годов:

Стихи Стратановского несут в себе побуждающую способность переживать то, что в обыденной жизни перестает быть «ценностей незыблемой скалой», говоря словами Мандельштама. Как явление культуры поэзия Стратановского очищает наше восприятие от пристрастия к скоротечным поделкам масскульта, от доверия к рыночным рейтингам, от засоряющей источники знания информационной пыли, набившей до отказа «всемирную паутину». Главное же в том, что поэт воспринимает мир как обусловленную историей целокупность бытия, противостоя тем самым дискретности современного сознания, самой его энтропийности.

Стихи Сергей Стратановский начал писать в школе, посещал руководимый Н. И. Грудининой литературный клуб при ленинградском Дворце пионеров, где познакомился и подружился с В. Б. Кривулиным. В 1963 году поступил на французское отделение Ленинградского университета, но затем перешел на русское, которое и окончил в 1968-м. В университете стихов не писал, занимался фольклором у В. Я. Проппа, историей русской критики у Б. Ф. Егорова, а затем в Блоковском семинаре Д. Е. Максимова. По окончании университета вновь обратился к поэзии. На хлеб зарабатывал в статусе экскурсовода во Всесоюзном музее А. С. Пушкина, в Пушкинском заповеднике Псковской области и др. С 1983 года и до недавнего времени – библиограф Публичной, ныне Российской национальной, библиотеки, «Клерк-соловей», как отозвался о нем критик [5] Елисеев Н. Клерк-соловей // Вопросы литературы. 2000. № 5. .

После университета стихи вновь стали главенствующим содержанием жизни. Начав посещать литературное объединение при Союзе писателей, руководимое Г. С. Семеновым, Стратановский нашел в нем многих будущих товарищей по цеху, с которыми и связал литературную судьбу – с тем же Кривулиным, Тамарой Буковской, Михаилом Гурвичем (Ясновым), Еленой Игнатовой, Борисом Куприяновым, Олегом Охапкиным, Еленой Пудовкиной, Татьяной Царьковой, Петром Чейгиным, Виктором Ширали и др. К этой же группе, составившей в начале 1970-х ленинградский поэтический андеграунд, можно отнести еще нескольких поэтов, в первую очередь Елену Шварц. С ней Стратановский сохранял творческие связи до ее кончины.

Сообща с превознесенным ныне питерским андеграундом 1970-х Стратановский и уверяется в правильности своего отдельного пути.