Александр Кругленя - Коромисло

завяжут узелками —

виноград весной

#хайку

сочной помадой

влюбленным становится

спелая вишня

#хайку

Два оттенка правят миром —

Розовый и синий.

Делят надвое квартиру

Слабый пол и сильный.

Мир поделен на две части.

Женщина мужчину

Просит выбрать очень часто

Розовый, не синий.

А мужчина очень часто

Выбирает синий,

Ведь нужны нам обе части —

Слабый пол и сильный.

В розовой коляске едет

Розовое платье,

А во взрослой жизни – леди

В розовом халате.

В синей распашонке мальчик

Гармоничней всё же.

Рядом новый синий мячик

Папочкой положен.

Мир поделен на два цвета —

Розовый и синий,

Летом он в росу одетый,

А зимою – в иней.

Для одних желанней мальчик

Для других – девчонка.

Руки сунем в тайный ларчик:

Чья же там ручонка?

Где в нём бантики, сережки?

Где искать машинки?

В цвет какой украсить ножки,

Щечки и смешинки?

Мир поделен на две части.

Женщина с мужчиной

Разукрашивают счастье

В розовый и синий.

По вечерам, когда я злюсь,

Беру свою мелодику

И снова проверяю вкус

Её медовой родинки.

Смываю солнечный загар,

А с ним – свои эмоции,

Которые моя строка

Внесла стихами в социум.

Несу мелодику в кровать

И прикасаюсь к клавишам

По телу твоему играть

Начну, уже растаявший.

Играю. Губы на руке

И шее ищут родинки.

И звук, неслышимый никем

Другим, издаст мелодика.

Интимный звук. Лекарство в нем

От всех забот, с мелиссою,

Которое скрывалось днем,

За яркими кулисами.

А вечером, когда я злюсь,

Его моя мелодика

Дает попробовать на вкус

С нектаром твоей родинки.

1.

Не всё ль равно, кто покидает дом,

Его лишив своей любви и ласки?

Сверкает столб заброшенным гнездом.

В углу ржавеют детские салазки.

Не всё ль равно, где птицы стали жить,

И живы ли они, посильна жизнь ли?

Усадьбы наши – острова женитьб, —

Вдруг почему-то разобрали сквигли*.

Зачем заброшены дома? Зачем

В заброшенном саду растут деревья

Без всяких письменных правопреемств?

Оставленное племенем кочевье.

2.

Гнездо покинуто орлом,

Впитало пыль в себя и небо. —

В деревне детства чахнет дом,

Как много лет никто в нём не был!

Не помнят стены тех людей,

Что жили в нём, не помнят рук их.

Добряк ли жил там иль злодей,

Уже не важно. Дом, как дюкер**.

Не видно вовсе. Под водой

Отныне будет он всё время,

И длинной тенью гнездовой,

Заброшенный, вступает в темень.

* Сквигли – это зомби, в отличие от большинства нежити им было позволено сохранить свои собственные мысли и личность.

** Дюкер – участок трубопровода. Обычно прокладывается под руслом водоема или же по дну оврага.

Руки мои, как ветки,

Плачущей ивы стали:

Вверх поднимаю редко —

В них килограммы стали,

И, чем к зиме поближе,

Крепче сжимают воды

Ветки, и еле дышит

Ива – мне нужен отдых.

Возникла искра, паутиной

Обвила сердце, и внутри

Возник огонь, настолько длинный —

Достанет ночью до зари.

В параболических зерцалах,

Как олимпийский, маг-огонь

Раз вспыхнув, эстафетой в дали

Унесся. Самый резвый конь

Догнать не в силах. Скорость искры

Ни изменить, ни затушить.

Счастливее телефонистка

Стихом моим продолжит жить.

Улыбки – солнечные блики —

Передают меня, я им

Огнем стал олимпийских игр,

Смешав его с огнем своим!

воробьи у ног,

как дети в детском саду —

прыг-скок целый день.

#верлибр

покраснели щеки

неба, вспомнив прошлую

ночь на лужайке

#хайку

розбишакою

вітром розбитий глечик —

пелюстки маку

#хайку

цапля на одной

ноге высматривает

солнце. Подсолнух

#хайку

відкрию двери

у спокусливе життя —

дівочі ноги

#хайку

бубнит, как будто бы спросонья —

еще не зол, но и не добр, —

ленясь открыть свои драконьи

глаза с оттенком яда кобр.

бубнит, и тучи перекатом

разносит дальше, без огня,

но током больше много ската

наполненным, по склонам дня.

весенний гром бубнит и учит,

что разве можно, раз – и всё! —

спросонья, но по полной, тучи

трясти весной, до искр из зорь…

брови ясне небо хмурить

та й не дивиться на себе —

ніч приховує озера,

роси сховані між стебел.

місяць молодий всміхнеться:

гей, озера!

гей, дзеркала!

покажіть, що там, на серці

неба, кольору фіялок!

когда проснусь —

а рядом ты —

мне больше некуда стремиться.

для жизни правила просты:

поцеловать тебя,

умыться,

прижаться нежно,

не дать встать,

представить, словно бы весь космос

стал по размерам как кровать,

а мы с тобой —

как горы ростом

я родился как крошка —

и жизнь пролилась

на поверхность земли,

раздувая меня,

словно шарик воздушный.

и увидела смерть,

что стремится к границам

ее царствия шар,

наполняемый мной,

и, ревнуя, меня

начала объедать —

раз в неделю по крошке,

меньше делая жизнь.

#верлибр

Коли щось не так в нас стається,

підходжу до тебе і цьомаю,

твоє вигріваючи серце,

бо все ж розбираюся в цьому я.

І навіть якщо я не скоїв

нічого поганого, поглядом

розбуджу (це все в нас, як сповідь)

в тобі найяскравіші спогади.

І твій потеплішає подих.

Зрадію: правий був у цьому я,

Що все, що є зайвим, проходить,

Коли тебе всоте поцьомаю.

тогда возвращается к матери сын,

оторванный обществом взрослых,

когда ему кажется, что он один

глотает весь дым папиросный,

и хочется свежего воздуха в грудь,

как в детстве, вдохнуть и напиться,

увидеть опять – рассыпается грусть

в по полю несущихся спицах.

когда сын становится всем нелюбим,

отторгнутым, права лишённым,

прижаться к кому-нибудь и на груди

расплакаться – ищет, где клёны

с березами шепчутся, словно назад

вернутся его приглашая