Николай Некрасов - Склонила Муза лик печальный

Публикация в «Петербургском сборнике» стихотворений «В дороге», «Колыбельная песня», «Отрадно видеть, что находит…» и «Пьяница» дала Белинскому возможность публично признать поэтический талант Некрасова: «Самые интересные из них <���опубликованных стихотворений> принадлежат перу издателя сборника г. Некрасова. Они проникнуты мыслию; это – не стишки к деве и луне; в них много умного, дельного и современного. Вот лучшее из них – “В дороге”».

Это стихотворение имело, по-видимому, особое значение и для автора – все свои поэтические сборники, кроме первого (1856 г.), он открывал им. Аполлон Григорьев назвал его шедевром «простоты, горького юмора и злой грусти». Впервые в стихах, ориентированных на жанр ямщицкой песни, так безнадежно показана была жестокая драма двух людей, обреченных на нее самим безжалостным и несправедливым устройством русской жизни. Впервые в поэзии, да и во всей литературе, так явственно прозвучала тема безысходного драматизма крестьянской судьбы в России. Стихотворение «В дороге» как бы предварило появление антикрепостнических повестей «Антон Горемыка» Григоровича и «Сорока-воровка» Герцена, «Записок охотника» Тургенева, воплощавших ту же несправедливость и горечь крестьянской доли и тот же протест против крепостной неволи крестьян.

А Некрасов отныне и до конца жизни воспринимался читателями как главный печальник о судьбах и горестях народа, причем народ для него – это не только крестьяне, хотя крестьяне прежде всего, но и все те, кто беден, угнетен, унижен, голоден, неудачлив, несчастлив, к какому бы сословию человек ни принадлежал, будь то петербургский пьяница или падшая женщина. Чувство боли и вины за горе народное отныне навсегда присутствует в его творчестве, формируя его и создавая его самобытность.

К.И. Чуковский писал: «Некрасов почти не имел в русской литературе предшественников: такого стиля, таких сюжетов и ритмов не было ни у Жуковского, ни у Пушкина, ни у Лермонтова. Основной тон большинства его стихотворений – тон унылого, однообразного плача, прерываемого воплями проклятий и жалоб. Ритмы тягучие, с постоянным стремлением к протяжным звукам, протяжным словам. Почти все эти стихи повествовали о страданиях от холода, голода, насилия, болезней, нужды». Исследователь в своих работах связывал особенности поэзии Некрасова с его пессимистическим характером, проявлявшимся в обычной жизни достаточно часто, иногда припадками ипохондрии.

Даже любовная лирика, впервые возникшая в творчестве поэта в эти годы (речь именно о любовной лирике в точном значении этого слова, т. е. о стихах, прямо обращенных к возлюбленной), оказалась под воздействием настроений печали и страдания, свойственных поэзии Некрасова вообще. Возлюбленную поэта звали Авдотья Яковлевна Панаева, она вошла в его жизнь примерно с 1847 г. и в течение пятнадцати лет была рядом с ним. Собственно, почти всю его любовную лирику составляют стихотворения так называемого «панаевского цикла» (за исключением трех обращений к жене Зинаиде Николаевне, написанных в последний год жизни). В стихах цикла чаще всего отражались, видимо, в соответствии с характером лирического дарования поэта, не счастливые и спокойные моменты их существования, а ситуации горя, конфликтов, столкновений, ссор, что придает им особое драматическое звучание и несвойственную обычно любовной лирике окраску: «Поражена потерей невозвратной», «Я не люблю иронии твоей», «Мы с тобой бестолковые люди», «Да, наша жизнь текла мятежно», «Так это шутка? Милая моя», «Давно – отвергнутый тобою», «Прости! Не помни дней паденья», «Тяжелый крест достался ей на долю», «Тяжелый год – сломил меня недуг», «Ах! что изгнанье, заточенье!», «Бьется сердце беспокойное», «Разбиты все привязанности»…

Таким образом, 1846 и 1847 гг. – это важнейший рубеж в жизни Некрасова, они были для него временем больших удач и душевного подъема. Он близко сошелся с Белинским и стал своим человеком в кругу его друзей, общался с лучшими русскими писателями; получил известность как успешный издатель книг и литературных сборников; в жизнь его вошла любимая женщина, и, самое главное, он постепенно обретал самобытность и признание большого, талантливого поэта.

Именно в это время осуществил Некрасов свою и Белинского мечту об издании собственного журнала. Осенью 1846 г. был взят в аренду у П.А. Плетнева «Современник», основанный Пушкиным в 1836 г., и с этого же времени без малого двадцать лет поэт был его бессменным редактором и руководителем сложной и переменчивой жизни издания.

1 января 1847 г. вышел первый номер журнала, и впечатление от него было оглушительным. В нем были напечатаны статьи Белинского, стихотворение Некрасова «Тройка», стихи Н.П. Огарева и И.С. Тургенева, «Письмо из Парижа» П.В. Анненкова, «Роман в девяти письмах» Ф.М. Достоевского; статья К. Кавелина «Взгляд на юридический быт древней России», наконец, «Хорь и Калиныч» – первый очерк из «Записок охотника» Тургенева, с восторгом принятый. В отделе «Новый поэт» печатались юмористические и пародийные стихи. В февральскую книжку вошли «Петр Петрович Каратаев» (второй рассказ из «Записок охотника»), стихотворение Некрасова «Псовая охота», новые статьи Белинского, окончание начатой в первой книжке повести И.И. Панаева «Родственники». С мартовской книжки начинается публикация «Обыкновенной истории» И.А. Гончарова, имевшей сенсационный успех, и там же стихотворение Некрасова «Нравственный человек». Тогда же состоялся в «Современнике» дебют Искандера (А.И. Герцена), его роман «Кто виноват?» был разослан подписчикам в январе в качестве приложения к журналу.

Такое феерическое начало журнала высоко ставило планку для его дальнейшего существования. Чтобы держать уровень, Некрасову приходилось работать сверх всякой меры. Чуковский писал о его невероятной нагрузке: «…чтобы составить одну только книжку журнала, он читал около 12 000 страниц разных рукописей, держал до 60 печатных листов корректуры (то есть 960 страниц, из которых половину уничтожала цензура), писал до полсотни писем цензорам, сотрудникам, книгопродавцам, – и порою сам удивлялся, что паралич не хватил его правую руку».

Говоря об истории журнала, нельзя не вспомнить, что начало его ознаменовалось событием, едва не приведшим к катастрофе. Когда журнал замышлялся, обсуждался и готовился, все участники кружка Белинского не сомневались в том, что он будет существовать под руководством критика. И когда имя Белинского не было обозначено ни среди редакторов (Некрасов, Панаев и Никитенко), ни среди соиздателей (Некрасов и Панаев), это вызвало возмущение всех участников журнала и обвинения в адрес Некрасова в обмане. После объяснения с Некрасовым, состоявшегося в феврале 1847 г., Белинский перестал негодовать, простил обиду и примирился с ситуацией. Он остался сотрудником в «Современнике» и уговаривал своих друзей, готовых покинуть только что возникший журнал, не делать этого и поддерживать издание. Но на репутации Некрасова эта история отразилась негативно. Много лет спустя в письме М.Е. Салтыкову-Щедрину Некрасов все еще искал себе оправдания и объяснял эту историю причинами экономическими: Белинский был тяжело болен в то время (последняя стадия чахотки, об этом знали все в его окружении), заключить с ним долговременное финансовое соглашение как с соиздателем или редактором он побоялся, потому что в случае кончины критика редакции пришлось бы несколько лет выплачивать наследникам его долю в журнале, только-только встававшем на ноги. Но свою вину перед Белинским он никогда не забывал.